Легкое поведение

Моррисон наблюдал за тем, как Куан, его бой, бесшумно передвигается по комнате, разжигая огонь в камине, наполняя таз горячей водой. Куан разложил одежду хозяина, прошелся по ней щеткой. Его движения были одновременно грациозны и энергичны. Моррисону было уютно от мягкого шлепанья по ковру подбитых войлоком туфель Куана, шороха его стеганого халата. Ему нравился его слуга. Куан был умным, любознательным и находчивым, а его английский — более чем приличным. Иногда Моррисон задумывался о том, как могла бы сложиться жизнь Куана, если бы он не оказался подкидышем, из которого миссионеры вырастили домашнюю прислугу. Он не раз восхищался врожденными манерами и достоинством молодого человека. А иногда даже чувствовал себя неуклюжим гигантом в сравнении с ним.

— Куан, выйди на улицу и расспроси беженцев, особенно тех, что из Порт-Артура. Что они видели — количество русских и японских кораблей, какое оружие, сколько подвод с припасами, сколько убитых. В общем, выведай все, что сможешь.

— Ming pai. Понимаю. — Куан управился с туалетными принадлежностями, разложив на столике хозяйскую бритву, кожаный ремень для заточки, мягкую мочалку для лица. На время работы по дому он наматывал свою длинную косу на шею — так было и тепло, и удобно. Теперь, собираясь на улицу, Куан размотал ее, и коса повисла на спине длинной плетью. — О, да, — добавил он, — полковник Дюма уже завтракает.

Моррисон поблагодарил кивком головы. Чарльз Мереветер Дюма, британский военный атташе, чья работа — во многом как и его самого, — заключалась в сборе разведывательной информации, был не только хорошим другом Моррисона, но и спутником в путешествиях.

— Скажи ему, что я скоро спущусь.

Соскребая с подбородка легкую рыжеватую щетину, Моррисон заметил, что некогда четкий квадратный контур его челюсти смягчился, и хотя цвет лица все еще напоминал о солнце и песках его родины, борода и виски засеребрились сединой. И месяца не прошло с его сорок второго дня рождения, а шея, как и талия, стала заметно толще. Моррисон поймал свой взгляд в зеркале. Он был тусклым и безжалостным.

— Выглядишь сегодня бодрячком, — заметил Дюма, когда Моррисон присоединился к нему за завтраком.

— Увы, по ощущениям этого не скажешь, — ответил Моррисон, — поэтому странно слышать от тебя такое. По правде говоря, я пребываю в угнетенном состоянии духа. Разглядывая себя в зеркале, я пришел к выводу, что, хотя все еще остаюсь холостяком, стремительно приобретаю фигуру женатого человека.

Дюма расхохотался.

Моррисон с упреком посмотрел на приятеля:

— Рад, что так развеселил тебя, пусть даже в ущерб своему самолюбию. — Пытаясь сдержать раздражение, он углубился в изучение меню.

— Я вовсе не над тобой смеялся. На самом деле я воспринял твое наблюдение о женатом мужчине на свой счет, ведь мое пузо — лучшее тому подтверждение. Я всего на два года старше тебя, женат десять лет, и посмотри, что со мной стало. — Дюма намотал на палец кончик уса; у него были роскошные усы, и он имел привычку поигрывать с ними, как с любимым домашним питомцем, требующим внимания. — Тебе следует знать, что моя супруга по-прежнему считает тебя самым красивым мужчиной из всех иностранцев, живущих в Китае. А она не слишком-то щедра на комплименты. Во всяком случае, слова «красивый» в отношении меня еще ни разу не прозвучало. Тебе действительно пора подыскать себе жену.

— Сейчас ты говоришь, как мой Куан. Он уверяет, что девятьсот четвертый — это год Дракона, а потому благоприятен для вступления в брак. Но вы оба забываете одну важную деталь. У меня нет шансов на успех. А твоя жена, похоже, единственная моя воздыхательница, но она уже занята.

— Этот вопрос можно обсудить, — ответил Дюма с нарочито скорбным видом. — А если серьезно, я нисколько не сомневаюсь, что жену найти не проблема, было бы желание. Ты ведь у нас кто? Тот самый доктор Моррисон. Герой осады Пекина. Знаменитый путешественник, писатель, доктор медицины, выдающийся корреспондент лондонской газеты «Таймс» в Китае. Уважаемый, влиятельный, и так далее, и тому подобное.

— Издеваешься?

— Вовсе нет. По мне, так все приличные девицы должны в очередь выстраиваться.

— Вздор. Я — мужчина с ограниченными финансовыми возможностями и слабым здоровьем. Ко мне проявляют интерес лишь перезрелые матроны со вставными зубами, изнывающие от любовной тоски. К тому же они, как правило, страдают от несварения желудка и потливости.

— Я слышал совсем другое, да ты и сам не веришь ни слову из того, что говоришь, — фыркнул Дюма. — Судя по тому, что ты сам мне рассказывал, завоеваний в твоем послужном списке больше, чем у Британии. Не ты ли несколько месяцев назад изложил мне увлекательнейшую историю про Брунгильду?

— У меня никогда не было женщины по имени Брунгильда.

— Но ведь была немецкая актриса, чьими приватными спектаклями ты наслаждался с поразительной регулярностью, раз в два дня, пока ее болван-муж занимался своим бизнесом в том же городе! В Мельбурне, кажется?