— Давай-ка разберемся. — Дюма помешал кубики льда в стакане с виски. — В Шанхае ты сделал ей предложение. Она тебе отказала — или, по крайней мере, вежливо отклонила предложение, — потому что, следуя непревзойденной женской логике, она тебя любит.
Моррисон поморщился. Он не стал посвящать друга в ненужные подробности.
— Да. Так она сказала.
— Ты поклялся больше не встречаться с ней. И вот ты приезжаешь в Тяньцзинь, твердо настроенный на здравый смысл, но стоит тебе увидеть эту прелестницу, как ты тотчас сдаешь позиции.
— Это была засада.
— Плоха та армия, которая не просчитывает в своей стратегии возможные ловушки, — проворчал старый вояка. — Вы согласны, капитан Мензис?
У Мензиса был такой вид, словно он предпочел бы сейчас отсидеться в грязном окопе.
Моррисон скорчил гримасу:
— Клянусь, при виде одетого тела у меня нет никаких эмоций. Но стоит ей распустить волосы и обнажиться — признаюсь, это возбуждает во мне каждую клеточку.
— Ах, молодость, — посетовал Дюма.
— Это она — молодость, — ответил Моррисон, прекрасно понимая, что имел в виду его друг.
Уставившись в свой стакан с джином, Мензис пробормотал:
— Может, тебе отвлечься, уехать в провинцию, найти себе какую-нибудь теплую печку.
— Теплую что? — Моррисон едва не прыснул от смеха. Если у Мензиса и были странности, подумал он, то они тоже были подкупающими.
— Я думаю, что Мензис прав, — вмешался Дюма, — отпуск тебе не помешает.
Моррисон откашлялся:
— Я тронут вашей заботой. Однако у меня слишком много работы, чтобы я мог задумываться об отпуске.
Как он сообщил друзьям, помимо развлечений с мисс Перкинс за сегодняшний день, он успел встретиться с маньчжурским принцем На. Потом убедил главу миссионерского корпуса вывести все активы этой организации из Русско-Китайского банка. Ему удалось назначить аудиенцию у японского консула, полупить согласие наместника на встречу, и в ближайшие семь дней, до возвращения в Пекин, он собирался нанести еще целый ряд визитов своим источникам.
— В том числе профессору Хо, которого я недавно встретил на пароходе по пути в Чифу. Интересный человек, доложу я вам. И хотя мой бой Куан прямо не сказал об этом, но совершенно очевидно, что юноша относится к профессору с благоговейным трепетом. Считает его одним из наиболее ярких интеллектуалов Китая, светочем реформ и прогресса. Профессор Хо критично настроен к императрице Цыси и цинскому правительству. Кстати, он блестяще говорит по-английски. Грейнджеру, да и многим другим можно было бы брать у него уроки. Профессор с искреннем возмущением говорит о Старом Будде и ее распутстве.
Моррисон заметил, что, пока он говорил, Дюма и Мензис расслабились, как будто он снова стал для них человеком, которого они знали и уважали. Я всерьез обеспокоил своих друзей. Больше ни слова не скажу им о своих отношениях с этой пустышкой. Да, собственно, и рассказывать-то нечего. Мои чувства по-прежнему подчинены ей, но она больше не владеет моим сердцем.
Так случилось, что в следующие два дня, бороздя улицы Тяньцзиня, Моррисон собирал и распространял информацию, факты, цифры и слухи, вкусно ел, выпивал в меру, спал плохо и, как всегда бывало в минуты затишья, предавался мрачным мыслям о состоянии собственного здоровья. Когда на его пути вставало Искушение — это происходило регулярно, — он не сопротивлялся и даже перестал делать вид, будто пытается бороться. Но отныне и сердце, и разум твердо знали — это не любовь. Так же, как и он, Мэй была охотником, исследователем, собирателем. И завоевателем. Моррисон был глупцом, что не понял этого раньше и позволил себе так увлечься. В тот первый день в Тяньцзине он взял ее грубо, скорее как шлюху, а не как возлюбленную, и его одновременно и возмущало и возбуждало то, с какой готовностью она отвечала на эти животные ласки. На второй день она взяла его так же — и он поразился тому, насколько это заводило его. Ему вдруг открылось, что она, как превосходная актриса, играла предложенную ей роль, перекраивая ее под себя. И к тому же сама сочиняла сценарии.
Он задержался в Тяньцзине дольше, чем рассчитывал. Но и дел здесь было немало.