Легкое сумасшествие по имени любовь

Я мысленно одобряюще похлопала себя по спине. Может, я сама по себе была естественной и живой, а может, подействовал алкоголь. Дез мило улыбнулся, когда я рассказала ему, как Пейдж плакала, потеряв свой первый зуб, так как была уверена, что теперь не сможет есть сладкое.

Но тут я вспомнила предупреждение Фонтейна о том, что не стоит весь вечер болтать о детях, и решила сменить тему.

— У тебя же три сестры, так? — Я хорошо помнила, что он уже рассказывал о них кое-что, но эта тема казалась мне милой и неопасной. А чем больше он говорил, тем больше мне хотелось слушать его манящий акцент.

Дез кивнул:

— Да. Бонни, старшая, — педиатр. Шеннон — педагог, а Робин — смотритель в музее. Братьев нет.

— Два врача в доме? Это интересно.

Он ловко подцепил палочками ролл.

— Мы с Бонни вечно соперничали друг с другом, так что когда она поступила в Гарвард, я обязан был принять вызов. И это благотворно повлияло на нас. Нам пришлось помогать друг другу, потому что мы были в Гарварде, а остальная семья — в Иллинойсе.

— А сейчас вы живете рядом?

Он закончил жевать, прежде чем продолжить разговор. Если бы я допустила какие-то сравнения с Ричардом, то отметила бы, что мой бывший муж частенько разговаривал с набитым ртом, а Дез — никогда.

— Да, теперь мы все в сборе, — наконец ответил он. — Но в последние годы я постоянно в разъездах, поэтому мы нечасто видимся. Зато всегда так приятно приехать домой.

— А почему ты решил заняться этим… как оно там называется… временным замещением?

— Да. Временное замещение. — Он пожал плечами. — Сказать честно, после развода я не знал, куда себя девать. Чикаго — мой дом, но мне нужно было сменить обстановку, понимаешь?

Я кивнула, и он снова подлил мне сакэ.

— У меня было несколько предложений по работе, но ни одно не показалось мне привлекательным. Не хотелось переезжать только ради самого переезда. Тогда друг предложил мне пробовать работать то здесь, то там, пока я не найду подходящее место.

— И как? Ты нашел такое место? — Я прикусила губу в надежде, что он скажет «да», хотя и понимала, что это был вопрос вполне в духе Доди.

Он улыбнулся с загадочным видом и сделал глоток вина, прежде чем ответить:

— Ну, некоторые места понравились мне больше остальных.

Это было не совсем то однозначное одобрение, на которое я рассчитывала, но тут он подмигнул мне, и мой вдох плавно перешел в томный выдох.

Черт, он такой… восхитительный. Тем временем беседа переключилась на другие темы. Я рассказала ему о своей попытке начать работать, и он был достаточно вежлив, чтобы сделать вид, что ему это интересно. Пока мы болтали, я старалась повторить приемы, которые он использовал, орудуя палочками, но получалось плохо — в основном я просто возила суши по тарелке. А когда он отворачивался, отправляла кусочек в рот пальцами. Но зато с бокалом у меня проблем не было никаких. И я продолжала пить.

Дез что-то рассказывал или улыбался мне, а я все удивлялась тому, что у нас с ним свидание. С ним — высоким, красивым брюнетом. Но он не просто симпатичный. Он добрый, милый, веселый, а шутки у него слегка фривольные. Он смеялся над моими забавными историями, и сам рассказывал байки о медицинской школе и том дурдоме, что творился в отделении неотложной помощи. Он расспрашивал меня о жизни в Гленвилле, о детстве и семье. Выпив еще вина, я заметила маленькую симпатичную горбинку у него на переносице и то, что когда Дез жует, кончик носа у него двигается. Я смотрела на крохотный шрамик у его глаза и задавалась вопросом, откуда он взялся.

Синяки резко контрастировали с его светлой кожей. Может быть, с какой-то стороны это можно было назвать недостатком, но они делали его ошеломляюще настоящим. Он больше не был незнакомым красавчиком из глянцевого журнала, бегущим мимо меня по пляжу. Это был Дез. И я влюблена в него. Эта мысль поразила меня, словно открытие, что сакэ подают подогретым. Потому что я не собиралась ни в кого влюбляться. Это не было ни полезно, ни логично, ни мудро и в мои планы совсем не входило. Дез отвернулся, и я залпом выпила целую чашечку сакэ. И почувствовала поднимающуюся волну паники.

С того момента, как я застукала Ричарда с рыжей девкой, я думала, что для меня все кончено. Оказывается, нет. Зал вокруг закружился. Но мне было уютно тут со всеми этими людьми. Я вернулась мыслями к своему свиданию, к выглаженной рубашке Деза и причесанным волосам, и моя тревога усилилась. Слишком много всего. И его слишком много. Пристальный взгляд Деза окатывал меня, как раскаленная лава, прожигая почти до костей. Я не была к этому готова, одновременно понимая, что от меня мало что зависит.

Гул толпы усилился, и я плохо слышала его слова. Но я не столько слушала, сколько смотрела на его двигающиеся губы. Эти губы были сочными, большими, но не пухлыми. А когда он улыбался, ямочки на щеках становились заметнее. При свете свечей кожа Деза отливала бронзой — как у статуи бога плодородия. Он отпил воды из стакана, и мне вдруг захотелось стать этим стаканом в его крупной сильной руке. А еще лучше стать водой, вливающейся в него…