Легкой жизни мне не обещали

Хотя, что это я себя пугаю? Гоша рядом, он меня в обиду не даст. И потом, сама Кристина должна понимать, что в агентстве знают, с кем я уехала. И если со мной что случится, то Баринов с Гошей начнут задавать вопросы, в первую очередь, ей. Ха, это я считаю, что она должна понимать, а самой Кристине, может, ничего такого в голову не приходит? До сих пор, по крайней мере, она интеллектом не блистала.

Машина остановилась около обшарпанной панельной пятиэтажки. Грязные стены, на всю высоту человеческого роста исписанные политическими лозунгами, неприличными выражениями и отдельными словами; перекосившиеся, не закрывающиеся двери подъездов; пеньки, оставшиеся от лавочек – мерзость и запустение. Двор выглядел не лучше. Дорожка вдоль дома не столько расчищена, сколько натоптана и снег вокруг загажен собаками, до отвращения. Одним словом, – если какому-нибудь режиссеру срочно требуются декорации для съемок леденящего душу триллера, пусть обращается ко мне. Я подскажу адрес. Кстати, об адресе! Среди всего прочего, на кирпичной стене имелся выведенный черной краской номер – девяносто восемь. Я достала телефон и уточнила у Кристины:

– Нам в этот дом?

– Да, – кивнула она. – Второй подъезд.

– А квартира?

– Тридцать седьмая, – Кристина посмотрела на меня с недоумением. – А что такое?

Я не стала отвечать. Вызвала Гошку и коротко отрапортовала:

– Улица Тургенева, дом девяносто восемь, квартира тридцать семь. Второй подъезд.

– Понял, – так же коротко ответил напарник.

– Служебная дисциплина? – Кристина, недовольно надув губки, смотрела, как я прячу телефон в карман.

– Именно так, – подтвердила я. – Начальство всегда должно знать, где я меня искать. И вообще, вдруг ты мне здесь ловушку приготовила? Вдруг ты меня отравить захочешь или бандитов позовешь, чтобы со мной расправится? Сразу можешь иметь в виду – тихо от меня избавиться у тебя не получится.

– Глупости какие, – растерянно сказала Кристина. – Бандиты какие-то, травить тебя, избавляться… зачем?

Похоже, она действительно недоумевала, как мне в голову могли придти такие странные мысли. А я, обеспечив свою безопасность, сразу повеселела.

– Ну что, двинулись?

Мы вошли в подъезд, поднялись на пятый этаж, и Кристина остановилась перед железной дверью. Открыла сумочку, достала из нее большой прямоугольный кошелек, закрыла сумочку, открыла кошелек, достала замшевый чехольчик для ключей, закрыла кошелек, открыла сумочку, бросила туда кошелек… Я вспомнила старую сценку про убийство в автобусе и не смогла сдержать смешок.

– Ты что? – Кристина повернулась ко мне.

Только увидев ее глаза с расширившимися зрачками, я поняла, что Кристина нервничает. И не просто нервничает, она боится, по-настоящему, до дрожи в пальцах.

– Подожди, – я положила руку ей на плечо. – Что-то не так?

– Не знаю. Максим погиб, а я имею право… Но сейчас, почему-то, страшно.

– Думаешь, его призрак здесь, караулит свои сокровища? – мягко спросила я.

– Это мои деньги! – она шмыгнула носом, выхватила из чехольчика ключ и начала запихивать его в замочную скважину. Вставила и повторила упрямо: – Я имею право.

Пропустив Кристину вперед, я прошла в квартиру. Планировка незатейливая, времен расцвета застоя: две смежные комнаты, кухня, раздельный санузел. Осторожно открывая двери, я проверила все помещения и никого не обнаружила. Хорошо, засаду мы с повестки дня снимаем. Но спиной к Кристине я поворачиваться все равно, не стану. Буду осторожной. Я еще раз огляделась, теперь уже не в поисках спрятавшихся врагов, а оценивая общую обстановку. Первое, пришедшее в голову определение – беспорядок. Точнее, не просто беспорядок, а полный бардак. По всей квартире разбросаны вещи: одежда, обувь, грязная посуда.

Конечно, когда мама заходит в нашу с Маринкой комнату, то, как правило, закатывает глаза, всплескивает руками и делает прочие выразительные жесты. И я честно признаю, что по крайне мере пятьдесят процентов «рабочего беспорядка», царящего там – на моей совести. Но по сравнению с тем, что я увидела здесь, поверьте, мы с сестрой на редкость чистоплотные и аккуратные девочки.

Я убедилась в этом, когда в крохотном туалете, в уголке за унитазом, обнаружила один резиновый тапок (левый), а на внутренней дверной ручке – грязное полотенце. Окончательно, так сказать, завершала картину, примостившаяся на сливном бачке чашка со следами заварки. Чистюлей и педантом покойный Максим явно не являлся. И вся квартира выглядела порядком запущенной. Ремонта не было лет десять, а то и больше – потолок пожелтел, на замызганных, некогда спокойного бежевого цвета, обоях засохшие кляксы раздавленных комаров. А может, это не комары, вовсе, а что-нибудь похуже? Я брезгливо попятилась от небрежно застланной кровати. Не хватало мне только клопов домой притащить!

– Ты часто здесь бывала? – спросила я у Кристины.