Легкомыслие

– Вы не находите ничего общего с настоящим обществом: толпе нужны зрелища, нет лучше зрелища, чем чья-то смерть. Только вместо быков чаще такие же люди. Торо и тореро – это родственники по несчастью, по несчастью, что оказались в таком кровожадном обществе. Коррида творится кругом, к ней уже привыкли, вместо аплодисментов лайки в плоском экране, не в моей, в чьей-то чужой жизни, только кровь настоящая.

– А вы как относитесь к смерти?

– Объективно, хотя на днях получил вот такое письмо, хотите почитать? – достал Герман телефон и начал там что-то искать.

– Грустное?

– Если говорить об обществе в целом, да. Напомнило беспредел лихих девяностых в цифровом формате. Тот же рэкет, на новом витке развития, – Герман встал с кресла, подошел и протянул свой телефон Саше:

«День добрый. Пишу тебе сразу по существу и подробно. Я занимаюсь специфическим видом деятельности, и некий человек заказал мне убрать тебя. Причем убрать деликатно, инсценировать несчастный случай. Мы договорились о том, что я сделаю вид, будто хочу ограбить тебя, и в процессе затыкаю ножом. Разумеется, я ничего делать не буду, а вот информацию подумываю тебе слить. Когда он поймет, что я его кинул, скорее всего начнет искать другого исполнителя. У меня есть его почта, номер телефона (сим-карта, возможно, и левая, но если он вставлял ее в свой телефон, то по imei можно вычислить) и есть две записи нашего с ним разговора. Ты по голосу его, возможно, и узнаешь, но в любом случае это железобетонные улики для дела.

Если у тебя самого появилась мысль с визгом и возмущением слить меня ментам, чтоб они через меня искали заказчика, то сразу оговорюсь, что о своей анонимности и безопасности я позаботился, а с заказчиком общался только по телефону».

Если тебе есть дело до всего этого, то мое намерение простое: я хочу продать тебе вышеуказанную информацию за триста долларов. Свою почту с перепиской я также тебе отдам. Жду ответа.

– Если бы такое получила я, бессонная ночь обеспечена, и не одна, – вернула Саша телефон Германа.

– Вы поэтому сменили квартиру?

– Да, нет, конечно. Переехал, чтобы что-то изменить. Мне проще поменять квартиру, чем обои. А это пришло на днях.

– И что сделали?

– Ожесточился. Понял, что нельзя расслабляться. Враги там, где не ждешь, – зло рассмеялся Герман. Лицо его стало вдруг холодным, прямо ледовитым, будто жрал не армянский янтарь, а гренландскую льдину. – Люди ради денег готовы на все, поливать друг друга ядом, травмировать и травить. Это как же надо себя не любить, чтобы сидеть и писать другим такие вести за какие-то гроши. Сетевой маркетинг. Они сами не понимают, что творят и скорее всего не люди вовсе, хотя не удивлюсь, что у них растут дети и бабушка отводит тех ранним утром в садик.

– Что вы думаете по этому поводу?

– Вымогательство, когда не могу, не могу иначе, не умею, не хочу. Кризис. Общество дошло до точки невозврата. Кипит, образуется всякая накипь, – еле остановил себя Герман. «Опять мужские шаблоны: женщины, политика, даже о спорте поговорить успели», – усмехнулся он про себя, но Саша заметила.

– Откуда у вас эта столичная ухмылка?

– Ухмылка столицы.

Саше почему-то вспомнились гастроли и бурлящая Москва. Золотые клубы пара поднимаются вверх – купола церквей радовались выходу солнца. Солнца там действительно было больше. Это сверху, а внизу, в бульоне людей, как и в Питере, полно вареных. В большом городе легко стать пастеризованным.

* * *

Что касается самого театра, то настроен он был решительно, настолько решительно, что выдавался немного из общей линии домов. Подошел к самому пруду, в который постоянно смотрелся, с намерением окунуться, проверь воду, а может быть, команду на вшивость. Саша часто представляла, как будет спасаться с «Титаника» труппа, кто запаникует и сразу же пойдет ко дну, кто выплывет по головам других, и кто все-таки протянет ей руку помощи. Рук оказалось не так уж и много. Одна, две, и те волосатые мужские. Скорее всего первым будет вахтер дядя Коля, который всегда был по-отечески приветлив и заботлив с Сашей. Но он недавно сломал руку, плюс усы, с которыми сразу вспомнился однорукоплывущий Чапаев из знаменитого черно-белого фильма.