Легкомыслие

Д: «Целую ручки» я лишь одной женщине, и она далеко не идеал и не подарок, во мне очень часто просыпается желание задушить эту сволочь, но я её люблю и принимаю такую, какая она есть. В этом секрет, я не строю иллюзий об идеальных людях.

Ш: Это исключительный случай! Всех благ вам и вашей музе! И небольшой совет: целовать руки можно многим женщинам в вашей жизни. Я немного обескуражила вас, и вы забыли внести в список вашу маму. Всего доброго. Можно завершить наше мимолетное общение!

К: Глубоко.

Ж: Дайте руки, хотя бы одну.

К: Погадаю.

– Никогда не осуждала любовниц (от слова «любовь»)! Все в жизни бывает! Никому не запрещено любить, пусть и не свою супругу!

– Не трагедия, это счастье оставаться возлюбленной.

– Даже временно НИКОГДА!!!

– Возлюбленная и любовница – кардинально разное.

– Слово «любовница», на мой взгляд, красивее слова «жена».

– Не была бы любовница возлюбленной, не бежал бы Он к Ней от жены.

– Если бы была любимая жена, то и бежать не хотелось бы никуда!

– Согласна, но есть такая штука… я ее называю «синдром жены». Это хвостик, бесформенный зеленый халат в оранжевый горох, бигуди, толстая задница, отсутствие секса. Как тут не посмотреть налево?

Ж: Там же сердце.

– Думаете, оно есть у всех?

– Странно, что такая сообразительная девушка до сих пор не замужем.

– Сарказм здесь неуместен – никогда не рвалась быть женой. Я счастлива быть любимой: в загс меня звали, но пока не соберусь рожать, меня туда не затащить.

– Боитесь «синдрома жены»?

– Нельзя же так обобщать, все мы разные. Да и, кстати, мой муж обожает когда я в халате и в носках. Вот такие странные фантазии у человека.

Ж: Халатик халату рознь.

– Этого синдрома я не боюсь, у меня иммунитет, просто пока я просто любимая, а не жена, мужчина продолжает покорять меня и добиваться. А романтика в браке рано или поздно выдыхается. Откладываю этот момент.

К: Уже, наверное, склад моментов?

Ж: Куда их потом?

К: Детям, по наследству.

Ж: Думаешь, женится?

К: На ее месте я бы не раздумывал. Попробуй ещё найди мужчину, который будет добиваться и покорять собственную жену.

Психо 15

– Вы были в Испании?

– Да. И не раз.

– Как там?

– Впервые я полетел туда на стажировку во время учебы и должен был жить в семье. Рейс был вечерний, через Франкфурт. Он задержался. Я прилетел часа в два ночи, понятное дело, меня никто не встретил. «Зачем будить людей ночью?» Я сразу же поехал в центр, решив погулять до утра. Помню, там что-то цвело и этот запах сводил меня с ума! – понюхал свой коньяк Герман.

– Он мне катастрофически не нравился – сладко-приторный и навязчивый. Какой-то церковный, что ли. Но не ладан, его я знаю. И еще там знаешь, какая особенность? Мадрид исключительно гениален. Такие краски кругом, будто попал в палитру к Пикассо, а не в столицу: подмигивающие тебе трансвеститы на шпильках сорок пятого размера и в юбчонках, подвыпившие гуляки (оказывается, у испанцев принято обходить бары начиная с 11.30 утра и пропускать по стаканчику, и к середине ночи быть в полной зюзе), какие странные личности, одежды и возгласы! Теперь уже понимаешь, что не попал, а вляпался. Я держался за рюкзак, там деньги и прочее, все встречные-поперечные навеселе, все пытались подхватить куда-то выпить. Полный хамон. Ноги мои устали бродить вокруг Plaza del Sol, Площади Солнца, вроде под луной, а вокруг солнца, меня затянуло очередной веселой компанией в какой-то бар, откуда дуло ветром свободы – Куба. Внутри полно кубинцев. Сказать, что я был немного не в теме, не сказать ничего. Черная ночь, черные тела, только белозубые улыбки освещали праздник, мулатка ходила по столикам, не между столов, а именно по столикам и предлагала всем Куба-либре. Я был стеной, стеной с рюкзаком, пьяной от музыки, от дыма перемен, от раскатов Рекетона, от пластичных тел. А утром… утром это был совершенно иной город, деловой, европейский, закрытый. От вчерашнего кутежа ни следа. Но я-то уже понял его ночную тайну: ночью столица Испании – это коррида, рискуй, пока не рассвело, получишь хлеба и зрелищ)… кстати, самый невкусный хлеб – там. Белый и с какой-то каменной коркой.

– Мечта окаменела.

– Вы о чем, Саша?

– Я о вашем булочнике, помните, который хоронил мечту в своей выпечке каждый божий день?

– Знать бы раньше, что это памятник мечте из теста. Выдумаешь такого булочника, потом хлеб в горло не полезет. Сам виноват.

– А на корриде были?

– Ну, конечно. Правда, сидел ближе к небу, чем к арене, на лице которой розовые губы убегали от коричневых усов… под музыку. Иногда они целовались. Сверху не было ощущения, что поцелуи эти смертельны. Представление и представление. Не представлялось, насколько это опасно. Только потом, пока все хлопали матадору, выезжала тройка, чтобы уволочь быка. Смешение торжества и грусти. У кого пустота в душе, предаются игре.

– Вы всегда такой ироничный?

– Вы же говорили циничный.

– И то и другое – способ защиты от окружающего мира.

– Скорее всего, может, просто фобия, что мир окружает, плетет против меня заговор, мир не тот, за кого себя выдает.

Психо 17