– Ага! Комната ребенка? Ну ладно! – иронизировал высший.
– Да, там ребенок играл – подтвердил дядя.
– Ну и где сейчас ребенок? – спросил низший. Оба ходили вокруг дяди, останавливались и кружили дальше.
– В Станиславе, на службе – ответил дядя.
– Ах, на службе у других ясновельможных панов – смеялся высокий.
– Хватит! – рыкнул вдруг низший. – Где жидки, которых вы прятали за шкафом?
– Стефан – охнул скорбным, обессиленным голосом высший. – Не кричи на панов, с ними надо как с яйцом, вежливо, кротко.
Задвигав челюстью, он замолчал на минуту. Высокий обратился к дяде:
– Ну и как, господин Вильчинский, вы нам скажете или друг должен вами заняться? – И указал на низкого, коренастого.
– Но что вам сказать?
– Ну, где сейчас жидки?
Дядя молчал.
– Ага, пан не хочет выдать тайну – меланхолически сказал высокий и подмигнул низкому. – Приложите, ребята, пани топор к шее, может, господин Вильчинский вспомнит, что он сделал с жидами.
Небритый тип подошел к тете и приложил ей топор к шее. Тетя была как тень – тонкая, плоская, с побледневшим лицом.
Дядя онемел, не мог сказать ни слова.
– Значит, что пан Вильчинский хочет, чтобы с паней Вильчинской немножко поиграть по пански! – Высокий засмеялся ядовито. – Начнем с ладони – приказал он бандитам.
Те взяли тетю за руки и прижали к столу, а руки положили на плите, поддерживая с обеих сторон.
Едва дядя повернул голову, как один из извергов поднял топор и молниеносно ударил – ладонь отскочила, как живая в сторону, и свалилась на пол.
Дядя закричал:
– Нет! Я скажу! Не делайте этого!
– Ага – низкий засмеялся – помогает.
Тетя взвыла от боли. Кровь хлестнула на лица убийцей; они, матерясь, вытирали себе рукавами лбы.
– Сбежали, сбежали – хрипел дядя. – Евреи сбежали в лес! – кричал, тряся, и не спускал глаз с тети, все еще прижатой к столу и плачущей, бандиты все еще держали ее за руки и не отпускали. Он не мог двинуться, какая-то могучая сила, словно пригвоздила его к полу. Он стоял, опираясь о стену, и чувствовал воющие внутри волки.
– Ах, так – противно запищал высокий. – Жидки сбежали? – И засмеялся зловещим, скверным смехом.
Кровь из отрубленной руки стекала тонкой струей на пол, где возникла уже лужа, а тетя плакала все тише и тише. И тогда высокий подмигнул, а второй бандит отсек топором вторую ладонь, которая отскочила так же, как первая. Они делали это так профессионально и спокойно, как бы проводили инструктаж.
Дядя заревел:
– Нет! Они в …– застонал и замолчал, видя, что тетя опускается на пол, тихая и желтая. Рванулся он к ней, но его остановили.
Большая лужа крови растекалась пазами по полу все шире и шире.
– Они в … – Низкий надулся и посмотрел с кислой улыбкой на дядю.
Дядя повесил голову.
– Держи его – пробормотал высокий к товарищу. – А вы в сарай! – велел он остальным бандитам.
Они не убили дядю сразу. Они хотели, чтобы он видел, что они будут делать.
Трое мужчин с дикими лицами приблизилось к сараю. За ними медленно шел тот высокий – элегантный, белый и чистый, в кожаной куртке, смотрел вокруг, оглядывая дом. Те взяли вилы, вбивая их в солому с такой силой, что казалось, что они пробьют сквозь сусек. Дошедши до укрытия, они остановились, а высокий в кожаной куртке пробормотал:
– Подожгите. Прогоним их как крыс.
Они отступили. Когда огонь пыхнул, все уже стояли во дворе и ждали напротив открытых дверей. Пламя охватили уже пол сарая, когда вдруг выпали из темного дыма три горящие как факел человека. Бросившись на землю, они начали в ней валяться, стонали и махали руками, бия ними о мураву. Потушив наконец огонь, они медленно подняли вверх головы.
– Держите их! – разрешил самый высокий и трое бандитов бросилось на лежащих.
За секунду они нашлись дома, где без движения лежала тетя, а дядя сидел на скамейке под прицеленным в его голову револьвером.
Кровь уже не истекала из ран тетеньки, лежащей тихо, с раскинутыми руками, как бы она кого-то обнимала.
– И что, господин Вильчинский, вы не скрываете жидов? – противно сказал высокий в куртке. – Сейчас вы увидите, что мы делаем с жидками. – Устремляя иронический взгляд в дядю, он обратился к Лее – Не стыдно ли вам так прятаться от нас?
Красивая Лея, обожженная со сгоревшими волосами, выглядела как призрак, вынырнувший из темноты. Не лучше выглядели Эммануэль и Стелла, у которой на темном лице сверкали только зеленые глаза. Они были перепуганы, съежены; тихонько стонали, ища укрытия у матери.
– И с тобою, дытынко, побавиться потрибно. Большие жидки любят забаву. – Иронизировал он, хмуря брови. – Почнем вид нього – указал он на мальчика.
Лея обняла Эммануэля за шею и не пускала его. Стелла прильнула к телу матери и плакала. Лея обняла обоих и крепко сжала.
Тип с тупым выражением лица вырвал из ее рук Эммануэля.
– Язык! – приказал самый низкий из них.
Два изверга держали мальчика, а третий, добыв длинный, острый нож пырнул его в язык, а потом резал и язык вылетел изо рта. Дядя схватился за голову.
Лея держала в объятиях Стеллу, которая, вбив голову в грудь матери, не видела, что произошло с братом.