– Да, наша родственница богаче многих владетельных особ, – сказала она. – С таким приданым к ней просватался бы не один принц.
– Да, состояние немалое, – согласился Дирк, – только какую тяжесть на нас навалил Брант, оставляя по этому завещанию свое состояние не прямо законной наследнице, но мне и моим наследникам как исполнителям его распоряжений. Испанцам известно о существовании этого сокровища, монахам это также известно, и они не оставят ни одного камня на свете или в аду, не перевернув его, пока не найдут этих денег. По-моему, Гендрик поступил бы благоразумнее, приняв предложение негодяя Рамиро: следовало бы дать ему три четверти своего состояния, а самому бежать в Англию. Но это не в его характере, он всегда был упрям и готов был скорее десять раз умереть, чем обогатить ненавистных ему людей. Кроме того, он желает, чтобы большая часть его состояния пошла на его родину в минуту нужды, и на нас возлагается после его смерти обязанность определить эту минуту. Я предвижу, что эти драгоценности и золото принесут горе и гибель нашей семье. Но обязанность возложена на нас, и мы должны нести ее. Фой, завтра на рассвете ты с Мартином отправишься в Гаагу, чтобы исполнить приказание Бранта.
– Почему сыну моему рисковать своей жизнью ради такого поручения? – воскликнула Лизбета.
– Потому, что это моя обязанность, матушка, – весело отвечал Фой, стараясь, впрочем, придать своему лицу грустное выражение.
Он был молод и предприимчив, а предстоящая поездка сулила ему много нового.
Дирк невольно улыбнулся и приказал позвать Мартина.
Через минуту Фой был на чердаке у Мартина и толчками будил спящего.
– Проснись, бык! Вставай!
Мартин сел на постели, при свете ночника его рыжие волосы горели, как огонь.
– Что случилось, герр Фой? – спрашивал он, зевая. – Пришли нас взять за тех двух испанцев?
– Нет, соня. Тут дело идет о большом богатстве.
– На что мне богатство, – равнодушно отозвался Мартин.
– Тут замешаны испанцы.
– Ну, это немного лучше, – заявил Мартин, закрывая рот. – Расскажите же, в чем дело, пока я натяну куртку.
Фой в две минуты передал ему, что мог.
– Хорошая штука! – критически отозвался Мартин. – Насколько я знаю испанцев, мы не вернемся в Лейден, не пережив кое-что. Не нравится мне только, что тут замешались женщины, как бы они нам не испортили всего.
Он отправился с Фоем в комнату верхнего этажа и здесь в торжественном безучастном молчании выслушал приказания Дирка.
– Вы слушаете?.. Понимаете? – резко спросил Дирк.
– Кажется, да, мейнгерр, – отвечал Мартин. – Послушайте! – И он слово в слово повторил сказанное Дирком; когда он хотел, память у него оказывалась прекрасной. – Только позвольте вам задать несколько вопросов: наследство надо перевезти сюда во что бы то ни стало?
– Во что бы то ни стало, – отвечал Дирк.
– А если нам не удастся увезти его, то его следует спрятать как можно лучше?
– Да.
– А если нам вздумают помешать, мы должны будем обороняться?
– Конечно.
– А если при этом мне придется убить кого-нибудь, то пастор или другие не назовут меня убийцей?
– Не думаю, – отвечал Дирк.
– А если что-нибудь приключится с молодым герром, его кровь не падет на мою голову?
Лизбета застонала, затем встала и сказала:
– Зачем ты задаешь такие глупые вопросы, Мартин? Сын мой должен разделить опасность с тобой, и если с ним приключится беда – что легко может случиться, – то мы хорошо будем знать, что она приключилась не по твоей вине. Ты не трус и не предатель.
– Думаю, что так, мефроу, но вот видите, здесь две обязанности: первая – увезти деньги, а вторая – защитить герра Фоя. Я хочу знать, которая важнее.
Ему ответил Дирк:
– Ты отправляешься выполнять завещание моего родственника, Гендрика Бранта, и оно должно быть выполнено прежде всего.
– Отлично, – отвечал Мартин. – Вы все хорошо поняли, герр Фой?
– Вполне, – подтвердил молодой человек, улыбаясь.
– Ну, теперь прилягте на часок-другой, быть может, завтрашнюю ночь не придется уснуть. На рассвете я разбужу вас. Надеюсь вернуться к вам, мейнгерр и мефроу, через двое с половиной суток; если же я не вернусь через трое или через четверо суток, то советую вам навести справки. – После этого Мартин отправился обратно к себе на чердак.
Молодежь спит хорошо, чтобы ни случилось или что бы ни предстояло, и Мартину на рассвете пришлось три раза окликнуть Фоя, прежде чем он открыл глаза и, вспомнив все происшедшее, вскочил с постели.
– Спешить особенно некуда, – сказал Мартин. – Но все же лучше выбраться из Лейдена, пока на улицах еще не много народа.
В эту минуту в комнату вошла Лизбета, уже вполне одетая, – она вовсе не ложилась в ту ночь, – неся в руке небольшой кожаный мешочек.
– Что Адриан? – спросил Фой, когда мать нагнулась, чтобы поцеловать его.
– Он спит, и доктор, который все еще при нем, говорит, что ему лучше, – отвечала Лизбета. – Вот, Фой, ты в первый раз уезжаешь из родного дома, и я принесла тебе подарок – мое благословение.