Лейк-Фроумский Кошмар

— Привет, Эд, — сказал он, ни словом ни обмолвившись о вчерашнем своем поведении.

— Добрый день, Каланча, — ответил Бони. — Что ты здесь делаешь?

— Возвращаясь к себе, я получил весть от Ньютона, — объяснил Каланча своим тоненьким голоском. — Похоже, заболел парень на участке к северу от меня. Аппендицит, что ли. Ньютон хочет, чтобы мы с тобой выручили его. Два дня нам придется наводить там порядок.

Бони не поверил Каланче. Ньютон ни о чем подобном не упоминал, и Бони не мог представить, чтобы в такой момент смотритель взял да и перевел его вдруг на другой участок Изгороди. Однако, если он откажется ехать, Каланча только укрепится в подозрениях, что Бони — переодетый рабочим полицейский. Нет, если хочешь убедительно сыграть роль фэнсера — противиться распоряжениям Ньютона никак нельзя. Но нельзя и упускать из виду, что Каланча вполне мог быть замешан в убийстве, а возможно, и одним из угонщиков скота. Тогда цель его визита не просто сманить «Эда Боннея» с его участка, но и расправиться с ним в каком-нибудь подходящем местечке. Так или иначе, надо рисковать, ничего другого тут не придумаешь.

— О'кей, Каланча. Я только упакуюсь. А как с инструментом?

— Можешь с собой не брать, — ответил долговязый фэнсер. — У меня есть несколько граблей, и еще топор — может, столбы понадобятся. Возьми только провианта на два дня да пару одеял.

Бони погрузил на Кошмара нужные вещи и напоил Джорджа и Рози, которых оставлял пастись возле лагеря.

— И куда ж мы теперь? — спросил он, направляя верблюда вслед за Каланчой.

— Примерно за двадцать миль севернее ворот у «Колодца 10». Во второй половине дня доберемся. Поедем вдоль Изгороди, по восточной стороне.

До ворот ехали молча, но понемногу Каланча разговорился.

— Наверное, скоро возьму отпуск, на юг подамся. Ты сам знаешь, как эта клятая одинокая жизнь действует на нервы. Мне очень жаль, что вчера я нес такую околесицу.

— Ну и отлично, — сказал Бони. — Конечно, кому приятно, когда кто-то всюду сует свой нос. Но если ты меня держишь за шпика, то явно попал не по адресу.

— Ньютон считает, что мы должны принять весь инвентарь и проверить, что там наворочал этот парень.

— Ничего не имею против, — рассмеялся Бони. — А скажи-ка, Каланча, чем ты, собственно, занимался, пока не стал фэнсером?

— Я был стригалем. На овечьей ферме между Уорреном и Бурком. Когда мы расчищали луга от репейника, руки у меня до самых локтей были расцарапаны, не оставалось живого места. Там, правда, зарабатывают хорошие деньги, но я все же завязал с этим, пока кожа не обвисла лохмотьями.

— А на скотоводческой ферме работать не приходилось?

— Как же, приходилось! Здесь, в буше, я умею практически все: о какой работе ни спроси — всем я занимался.

«Так и запомним! — подумал Бони. — Выходит, Кент умеет обращаться со скотом».

Они устроили привал в тени мульгового дерева, вскипятили чай и слегка перекусили. Неожиданно оказалось, что Каланча не так уж и спешит. Он закурил и болтал без умолку. Бони охватило неприятное чувство: очень уж подозрительными становились внезапная общительность Кента и стремление подальше увести «Эда» от его участка. Наконец, после третьей кружки чая, Каланча объявил, что езды до места около часа и надо сейчас же отправляться в путь.

В три пополудни Кент сказал, что они уже на месте и должны начинать расчистку Изгороди. В проволочной сетке были дыры, столбы подгнили, ветром под Изгородь нанесло кучи сорной травы. Два столба пришлось заменить новыми, и, когда зашло солнце, Бони и Каланча управились лишь с двумя милями.

Оба фэнсера стреножили верблюдов, вскипятили чай и достали из провизионных мешков хлеб и мясо.

— Если завтра вовремя начнем, должны и остальные три мили осилить. А теперь — спать! — сказал Каланча, заворачиваясь в одеяла и пристраиваясь поближе к огню.

Завернулся в свое одеяло и Бони, но не лег, а остался сидеть, прислонясь спиной к дереву. Усталость брала свое, но прежде чем позволить себе немного вздремнуть, он хотел убедиться, что Каланча и в самом деле крепко спит. Задумчиво глядя на огненно-красный жар костра, он снова и снова спрашивал себя, с чего бы это еще вчера выказывающий неприкрытую враждебность Каланча сделался вдруг таким любезным и общительным. «Этому есть лишь одно объяснение, — думал Бони. — Кент зачем-то специально сманил меня с моего участка!»

Бони свернул сигарету, закурил, выжидая, пока Каланча как следует заснет. Но и его так разморило, что глаза слипались. Нет, нет, спать нельзя! Он встал, подошел к костру и подбросил в огонь еще несколько веток.

Каланча не шевельнулся. Бони прислушался к его ровному дыханию и снова уселся, прислонившись к стволу пальмы. Решив бодрствовать до утра, он все же уснул. После долгой езды и тяжелой работы у Изгороди он так утомился, что не в силах был даже держать открытыми глаза.