Лейла. По ту сторону Босфора

Рахми-бей успокоился, поскольку Лейла пришла в себя. Ему хватало улыбки или понимающего взгляда. Он ни на что не надеялся. Хотя нет. Он мечтал. Отчаянно. Страстно. На будущее рядом с ней, женитьбу, детей… Он научился быть терпеливым, питать себя надеждой. Ханс Кестнер был его другом, и это было не пустое слово. Ни за что на свете он не желал бы потревожить горе Лейлы. Он пообещал себе присматривать за ней столько, сколько понадобится и что бы ни произошло. Она доверяла ему. Это уже было много.

В коридоре раздались голоса. Женщины искали свою героиню, были взволнованы ее отсутствием.

— Хотите туда вернуться? — спросил генерал с живым огоньком в глазах.

— Не очень, — призналась она. — Но они обидятся. Не могу их разочаровывать.

— Неужели вы боитесь их?

— Нынешние женщины имеют все основания быть требовательными. Гази стал первым, кто оценил их. Когда-то в Конии он передал горячий привет анатолийским женщинам.

— «Несравненные, преданные, божественные…», — цитировал Рахми-бей. — Он прав. Без вашей помощи мы никогда бы не выиграли войну. По крайней мере, не таким путем. Как и он, я считаю, что ваше великодушие создало колыбель нашей новой нации. Он хочет сделать вас знаменосцами своих реформ. Разве женщины не этого желали?

Лейла поднялась и приоткрыла окно. Выкрики стали слышнее.

— Это великая честь. И мы хотим быть полезными своей стране. Через несколько дней провозгласят республику. Мы сыграем свою политическую роль, поскольку Гази намеревается наделить всех равными правами.

Вуаль приоткрывала ее высокий лоб, подчеркивая прекрасные черты, пухлые губы. Она заражала своим пылом всех, с кем встречалась.

— Лейла-ханым, мне кажется, вы переживаете по этому поводу?

— Гази — человек слова, что внушает уважение. Так же как и все, я ему вечно благодарна.

— А что еще?

Лейла наблюдала за стамбульцами, приветствующими солдат. К своему удивлению, она чувствовала ответственность за этих незнакомцев, по мере того как она заняла важное место в их жизни, когда они обращались к ней в своих письмах или во время публичных выступлений, между ними образовалась тесная связь. Лейла оценивала, насколько долгой будет дорога и сколько еще будет преград. Им предстоит еще столько узнать. Взволнованная, она обратилась с молитвой к Аллаху Всеславному, чтобы Он их защитил. Всех.

Лейла повернулась к Рахми-бею.

— Знаете ли вы, что через несколько дней Стамбул перестанет быть столицей Турции?

Он оторопел, широко раскрыв глаза.

— На следующей неделе будут голосовать за поправку в конституции. Ангора станет официально называться Анкара, и там разместится правительство. Я думала, вам это понравится, — поддразнила она. — Разве вы не хвастались ее преимуществами?

Рахми-бей любил Анатолию. Он проливал там кровь, потерял товарищей. Перед глазами всплывали жуткие картины последних лет. Растерявшись, он стал рядом с Лейлой у окна, скользнул взглядом по переполненной площади, по разноцветным крышам, по волнам холмов. Его сердце сжалось. Как и Лейла, он родился на берегах Босфора и не сможет жить вне Стамбула, который называли Городом с большой буквы, Местом Святых, Пристанищем Вселенной, Константинополем или Византием. Здесь смешались народы. Этот город обладал богатейшей историей, был самой историей.

— Реформы, о которых вы говорите, друг мой, будут болезненными, — сказала она нежнее, положив руку ему на плечо. — Именно этого я и боюсь. Гази желает, чтобы наша страна любой ценой переняла принципы западной цивилизации, но во время турне по провинции я и его супруга, Лафите-ханым, подверглись насмешкам. Старикам не понравилось, что мы ходили с открытыми лицами. Они были шокированы. Даже оскорблены… Гази собирается отменить халифат, что далеко не безобидно, вы понимаете это так же хорошо, как и я, — с тревогой произнесла она. — Эта революция затронет саму сущность нашего народа.

Она вспомнила о долгих беседах с Хансом, о поездке в Берлин, где она о многом узнала.

— У Запада есть преимущества, — продолжила она. — Нужно уметь выбирать, что пойдет нам на пользу. Рахми-бей, моя душа навсегда останется восточной, и порой я боюсь, как бы Гази не забыл… Турция обязана обрести особое равновесие. Новую гармонию. А это значит принять серьезный вызов.

Лейла ощущала слабость, беспокоясь о будущем, но молодой генерал смотрел на нее с такой искренностью, с такой верой, что она почерпнула надежду. Мужчины и женщины, объединив свои силы, невзирая на различия, смогут сделать нечто великое и замечательное из той страны, которую спасли от пропасти.

Хлопали двери кабинетов. Смех и возгласы были все ближе. Женщинам не терпелось ее отыскать. Она собралась с мыслями. Еще не пришло время задаваться навязчивыми вопросами. Завтра подождет. А сегодня — праздник!