Лэйси из Ливерпуля

Она и подумать не могла, что когда-нибудь заведет интрижку, но Нейл застиг ее врасплох в самый уязвимый момент, и все оказалось просто замечательно. Она уже забыла, каково это — чувствовать себя любимой и желанной, ощущать себя женщиной. И это так восхитительно: делать вид, что работаешь допоздна, а вместо этого подниматься к Нейлу наверх. Или вдруг вспомнить вечером, что она забыла сделать кое-что. «Я заскочу на секунду в парикмахерскую», — говорила она, придумывая какую-нибудь причину, и Нейл уже ждал ее, иногда прямо в постели, поскольку Элис не задерживалась надолго. Он не был властным и эгоистичным любовником, как Джон. Нейла всегда заботило, чтобы она получала такое же удовольствие, как и он.

Ну и что, кому она причиняла вред? Разве что грешила сама. Она не знала, правда, считался ли этот грех смертным или простительным, но спрашивать об этом священника не собиралась. Во всяком случае она была склонна рассматривать свое увлечение как временный любовный роман, хотя он и тянулся дольше, чем она ожидала. Элис была убеждена, что где-то есть девушка, красивая и милая, которая ждет Нейла и подарит ему детей, — такая, с какой он встречался раньше, но боялся серьезных отношений из-за того, что произошло у него с Бабс. Элис была совсем не такой, как Бабс, а он совершенно не походил на Джона, и она подозревала, что в этом-то и заключалось взаимное очарование. Но когда-нибудь Нейл встретит эту самую безупречную девушку и Элис придется уйти.

Элис не знала, что она почувствует, когда такой день настанет. Опустошение, подозревала она. Ей будет не хватать его всю оставшуюся жизнь. Пожалуй, именно поэтому она так бесцеремонно обращалась с ним, всегда спешила пораньше вернуться домой, потому что не хотела, чтобы он терзался чувством вины, когда придет им время расстаться.

* * *

Джон Лэйси забыл о том, что сегодня его дочери Маив исполняется двадцать один год. Не знал он и о том, что она обручена, что Орла ждет четвертого ребенка, что Фиона стала дипломированным парикмахером, а Кормак набрал наибольшее количество баллов по шести предметам, перед тем как его перевели в сентябре в шестой класс школы Святой Мэри. Джон не узнал бы и о смерти своей матери Мэг, если бы не прочел об этом в газете. Он решил не ходить на похороны.

Прошло много лет с тех пор, как Кормак позвонил отцу в мастерскую и попросился в гости. Джон отказал, хотя это было нелегко. Кормак был его любимцем, но он чувствовал, что должен полностью порвать с первой семьей, оставить их в прошлом и сосредоточиться на своем новом семействе.

— Хочешь еще чаю? — сухо спросила Клэр.

— Не откажусь. — Он толкнул к ней по столу пустую чашку. Атмосфера в доме была отравлена горечью и подозрениями.

— С Элис ты тоже так обращался? — Клэр скривила свои очаровательные розовые губки. — Обвинял в том, что она встречается с другими мужчинами, обзывал ее проституткой, спрашивал, сколько она зарабатывает?

Джон проигнорировал вопрос.

— Я по-прежнему хочу знать, какого черта ты явилась домой так поздно, — проворчал он недовольно.

— Я уже сто раз объясняла тебе. Вечер был такой чудесный. Вместо того чтобы сесть в поезд на Иксчейндж-стейшн, я прошлась пешком по Доки-стрит до самого Сифорта и там села в поезд до Кросби. Я любовалась заходом солнца. Разве это преступление?

— Ты заходила в «Аркадию», может, искала кого-нибудь из своих старых дружков? — издевательски спросил он.

— Нет. Я просто получила массу удовольствия от похода по магазинам. Я заранее купила несколько подарков к Рождеству и замечательно провела время. Жаль, что ты все испортил. — Голос ее был чистым и звонким, как колокольчик.

Все возвращалось на круги своя, повторялась та же самая история, что и с Элис. Теперь было уже слишком поздно, но Джон страшно жалел, что убедил Клэр согласиться на операцию. Он прочел об этом в журнале. «Что ты об этом думаешь?» — спросил он, показывая ей статью. Поначалу она уперлась. «У меня есть ты, у меня есть дети, и я вполне счастлива такая, какая есть», — написала она в блокноте. «Интересно, сколько блокнотов она исписала?» — мелькнуло у него в голове. «Да, но ты почти никуда не выходишь, — сказал он. — Сделай это ради детей, если уж не ради меня. Они еще никогда не слышали, как ты разговариваешь, правильно разговариваешь, я имею в виду. Сейчас это не имеет для них значения, но все изменится, когда они подрастут. Пусть хотя бы один из нас будет безупречен». — Он вспомнил, как улыбнулся при этих словах. Клэр протянула руку и коснулась его изуродованного лица. «А как же ты?» — «Боюсь, со мной уже ничего нельзя сделать. Собственно, хирург даже сказал, что я выгляжу не так уж плохо». Она покачала головой. «Хирург прав. — А потом приписала: — Едва заметно, обветренный, как кора дерева или дом».