Мы сидели и болтали ни о чём. Шутили и смеялись, вспоминая подвиги друг друга. Ахмед и Катрин пытались сосчитать, скольких человек сегодня пристрелили, соревнуясь, кто больше. Кузьма и Максим, а так же пятёрка местных, наклюкались до поросячьего визга. В общем, все, как могли, снимали напряжение.
К ночи относительно трезвыми оставались только я, Катрин и Виноградов. От нечего делать я завёл с ним разговор о чарах, которыми тот владеет.
– Это называется чёрная энергетика, – ответил Виноградов, – или чары распада. Они могут либо уничтожать материю, либо высасывать силу у человека, если он таковой обладает. В данном случае я применял так называемые «спирали пустоты». Они впиваются в тело и разрушают внутренние органы. При достаточной концентрации они способны вызвать даже полный распад предмета или организма. Но поскольку требовалось поразить сразу много целей, я применил довольно слабую разновидность этих чар.
– Постой, я, кажется, встречался с чем-то подобным, – вспомнил я. – Один старик из Светлейшей дружины, который вышел на мой след, владел такой же техникой. После встречи с ним я чуть копыта не откинул. Если бы ни Таня – не жилец бы был. В общем, паршивая штука.
– Да, вещь страшная, – согласился Виноградов. – Эти чары даже в Александрии под запретом, как и некромантия.
– Некромантия мне тоже встречалась. Святослав, который помог мне бежать из страны, владеет чем-то подобным. Перед нашей первой встречей, когда меня тайная полиция забрала, в лесу я видел толпы оживших мертвецов. Как-то не по себе тогда мне стало... И много у вас в Союзе таких э... тёмных?
– А что? – усмехнулся Виноградов. – Тебя это смущает?
– Просто любопытно, почему в Союзе сильных столько людей, владеющих тёмными чарами?
– Возможно, потому что именно мы подвергаемся самым суровым преследованиям и лучше других понимаем, что значит быть изгоем и сколь много вокруг несправедливости. Но в наших рядах есть разные люди. Телекинез, чёрная энергетика, стихийные школы, врачевание, некромантия, электрокинез – среди последователей идей Союза найдутся носители всех этих чар. И мы хотим построить общество, в котором будет место каждому. Понимаешь?
– Это, конечно, замечательно... – проговорил я, пытаясь понять, как люди смогут привыкнуть к тому, что среди них живут некроманты, способные поднимать покойников из земли.
Наконец, местные разошлись по домам, а следом и мы побрели наверх в номера. Нам с Таней выделили комнатушку на третьем этаже с двуспальной кроватью. У Катрин был отдельный номер по соседству. Остальных разместили на втором этаже.
Я сказал Катрин, что хочу поговорить с ней по поводу будущего, и мы пошли в её номер. Это была комнатушка с керосиновым светильником под потолком, маленьким окном и скрипучими деревянными полами.
Мы уселись за столик друг напротив друга.
– Я решил вернуться в Россию, – объявил я. – Мой старший брат погиб, и теперь право наследование по закону должно перейти мне. Надеюсь, Барятинские не станут сильно противиться тому, что я возглавлю их род.
– Правда? – глаза Катрин загорелись. – Неужели это случится, наконец? Я очень рада. Это твоя судьба, предназначение, которое ты должен осуществить. Я последую за тобой, куда скажешь. Даже вопросов быть не может. Если надо вернуться – мы вернёмся.
– Но ты, кажется, хотела, чтобы я основал свой род, а теперь получается всё несколько иначе.
– Так это и будет твой род! Главное, что пятая школа вернётся в этот мир.
– Не могу сказать, что разделяю твой энтузиазм, но определённо, это так. Ну а мне для осуществления моего плана понадобятся верные люди, на которых можно положиться.
– Я дала клятву, – серьёзно произнесла Катрин, – твоей матери, а теперь – тебе. Но... У меня есть одни вопрос... – дружинница замялась, не решаясь продолжить
– Говори.
– В чём цель Союза?
Делать было нечего. Я не хотел, чтобы у нас осталось какое-то недопонимание относительно моих планов и взглядов, а потому я выложил всё, что удалось выведать у Виноградова.
Катрин слушала со скепсисом. Долго пыталась сообразить, что к чему, а потом выдала:
– Они хотят, чтобы простолюдины были равны боярам? Как может рождённый от безродных быть равным человеку знатных кровей?
– А в чём разница между ними? – спросил я.
– Ну как же? Это простолюдины, а это – потомки великих воинов, наследники древних родов.
– И что? А чем это делает их лучше? Среди простого народа тоже есть те, кто владеет чарами.
Катрин зависла на несколько секунд.
– Но так же было всегда! – нашла она, наконец, довод. – Это же краеугольный камень, на котором держится всё общество.
– Ну а тут, в Александрии, никто не делится на бояр и простолюдинов. Тут людям хуже живётся? Тоже общество на чём-то держится.
– Моё дело – служить, а не рассуждать. Философствования ведут к моральному разложению и разрушению устоев. Так нам говорили.
– Насколько же у тебя мозг забит всякой ерундой, – вздохнул я.
– Прости, мне и правда сложно понять то, что ты говоришь, – Катрин снова наморщилась лоб, соображая, что ещё можно возразить, а потом спросила: