На следующий день мы так и сделали, и к вечеру у нас появилась уже вторая квартира, арендованная на Таню. Теперь даже если тайная полиция каким-то чудом выйдет на Ваню и выпытает у него, где мы прячемся, к Тане не приведёт ни одна нить.
А ещё я решил поговорить с Таней начистоту, дабы понять, что её тревожит. Всю дорогу, пока мы ехали из Александрии, Таня находилась в подавленном состоянии. Она пыталась это скрыть, но я-то всё равно видел, что что-то не так. Вот только поболтать по душам у нас никак не получалось: я был постоянно занят. Но даже когда выдавался часик-другой свободного времени, и у нас появлялась возможность остаться наедине, Таня делала вид, что всё хорошо и избегала общения. Ещё больше меня напрягли последние её слова, сказанные перед отъездом из Нижнего.
Таня укладывала вещи в саквояж, готовясь перебраться на другую квартиру, когда я сказал, что переезд подождёт, и пригласил её в ресторан.
Мы отправились в то же заведение, в котором ужинали во время нашего первого свидания. Тут ничего не изменилось с прошлого раза, и мы, как и тогда, хорошо провели вечер, общаясь на разные несущественные темы, вкусно поели и даже понастальгировали о днях минувших. А потом отправились гулять в единственный скверик в центре города.
На улице потеплело, солнце временами выглядывало из-за облаков, чтобы согреть землю своими мимолётными лучами. Мы с Таней прогуливались вдоль пруда, она держала меня под руку. Навстречу нам шли другие парочки, семьи с детьми и одинокие горожане, решившие отдохнуть на свежем воздухе.
И я решил, что пришло время для серьёзного разговора.
– Вижу, тебя что-то гложет, – сказал я. – Всю дорогу ты была сама не своя. Может, расскажешь, наконец, что случилось? Легче станет. Говори, что хочешь – я не обижусь. Просто хочу понять. Мне тяжело видеть тебя в таком состоянии. Да и слова эти вчера... Что ты имела в виду? Неужели я когда-то тебя обманул?
Таня некоторое время молчала, собираясь с мыслями.
– Понимаешь, – сказала она, – порой мне кажется, что ты рвёшься к власти только для того, чтобы получить деньги, заводы, земли с крепостными и тем самым возвыситься над остальными. Я пытаюсь убедить себя, что это не так, что сказанные тобой в Александрии слова – правда, но меня гложут сомнения.
– И что мне сделать, чтобы доказать, что это не так? – пожал я плечами. – Нет, конечно, я не буду строить из себя святого. Я и правда хочу достичь положения в обществе, но видишь ли, с тех пор, как я очнулся в день своего семнадцатилетия, в который меня выгнали из дома мои родственники, многое поменялось. Раньше я был лоботрясом, гулял, развлекался, ни о чём не думал. А потом увидел, как живут люди – простой народ, который работает на заводах и фабриках, и меня поразил контраст между моим прежним миром и этим. А потом я поехал в Александрию и увидел, что в этом мире общество тоже может быть устроено иначе. Но тебе придётся просто поверить, что мной движет не только желание денег и славы. Когда я стану главой рода, я отменю на своих землях крепостное право. Ещё не знаю, как это сделать, и мне кажется, это будет пипец, как сложно, но я займусь этим. А потом... Даже не знаю, придумаю ещё чего-нибудь. Ту же больницу откроем, так ведь?
– Ты хорошо говоришь, – сказал Таня. – И в твоих словах я вижу искренность. Если бы не увидела, не поехала бы с тобой. Быть подстилкой для очередного боярина у меня нет желания.
– Ну что ты говоришь? – я остановился и посмотрел Тане в глаза. – Серьёзно? Ты думаешь, нужна мне только для этого?
– Ну ещё чтобы лечить, когда тебя подстрелят, – Таня еле сдержала улыбку.
– Ошибаешься. Как бы это тебе объяснить... – я сделал небольшую пузу, чтобы сформулировать мысль. – Есть такое понятие, как семья – это те люди, за которых ты жизнь готов отдать, кто для тебя важнее всего на свете. Вот они – Барятинские, Птахины и прочие – они для меня никто. По большому счёту, мне плевать на них, так же, как и им на меня, и семьёй их я не считаю. Семья для меня – это те, кто идёт со мной одной дорогой, кто не предают и не бросают в трудную минуту. И ради них можно пойти на всё. И ты среди них – самый важный человек в моей жизни.
– Не правда, – Таня грустно улыбнулась, – не самый. Для тебя Катрин важнее. Не отрицай. Я же вижу, как ты на неё смотришь. И... кажется, я уже смирилась с этим. Она хорошая. Она защищала меня, когда на ту деревню напали индейцы. А потом мы долго шли через горы и много разговаривали по пути. Она очень искренняя девушка и искренне желает тебе служить. Я понимаю, почему ты так к ней привязан. Ну а женишься ты всё равно на другой...
– Вот что тебя тревожит, – я вздохнул. – К сожалению, есть обстоятельства, против которых я не смогу пойти. Ты знаешь, почему я должен так поступить. Это чёртова политика.
– И мне придётся с этим мириться.