Лейтенант

За столиком в холле сидели пятеро Барятинских. Один из них был приземистый и упитанный, ещё один – высокий с тонкими бакенбардами. Я узнал его сразу: один из моих дядьёв, который приезжал вместе с Птахиными, чтобы убить меня.

Мы подошли и поздоровались. Барятинские ответили с холодной вежливостью.

– Ты, Михаил, имел наглость придти в Совет и предъявить нам претензии? – проговорил приземистый. – После того, что ты сделал, ты опять хочешь стать частью семьи? Этому не бывать. К чему эти жалкие потуги?

– А к чему эти разговоры? – ответил за меня Ярополк. – Совет вынесет решение.

– Не забывайте о праве вето, – заметил высокий с бакенбардами. – Решение должно быть вынесено единогласно. Если один из членов Совета окажется против, ничего не получится.

Я понял, к чему клонит мой родственник. В Совете заседал представитель Барятинских, и он не даст добро на возвращение меня в семью, даже если остальные будут «за». Это усложняло дело.

– Господа, Совет вынесет решение, – спокойно повторил Ярополк. – От наших с вами споров ничего не зависит.

– А ты, Михаил, теперь, значит, на поводке у Басмановых пляшешь? – коренастый даже не скрывал презрительной насмешки.

– Мнение предателей и убийц меня не интересует, – ответил я спокойно.

– Ты – незаконнорожденный.

– Кем бы я ни был, я могу вызвать тебя на поединок, – напомнил я. – Помнишь, чем закончилась моя битва с дедом? Так что следи за языком и радуйся, что я пошёл в Совет, а не в своё родовое поместье, чтобы требовать сатисфакции от каждого из вас. А то, как я погляжу, только толпой умеете нападать, словно шакалы, – я уставился на высокого. Во взгляде его полыхнула ненависть.

– И всё же, господа, давайте прекратим бесполезные споры, – настоятельно произнёс Ярополк. – Поберегите красноречие для выступления в Совете.

Мы с Ярополком и Николаем Борисовичем отошли в другой конец зала, где в креслах расположилась группа из дести мужчин и женщин. Я познакомился с ними. Тут были Шуйские и Трубецкие. Эти роды относились к местной «большой семёрке», и их представители заседали в Совете. Оказалось, Шуйские и Трубецкие тоже на моей стороне, и это не могло не радовать: союзников у меня становилось всё больше и больше. Неделю назад я ночевал под мостом, оставленный и гонимый всем миром, а теперь вокруг меня собрались представители старейших родов, готовые меня поддержать.

Вскоре нас пригласили на заседание.

Зал, вопреки моим ожиданиям, оказался маленьким и уютным. На окнах висели тяжёлые зелёные шторы, под потолком – люстра. Ноги ступали по тёмно-синему мягкому ковру. За длинным столом перед нами восседали семеро. Все они были преклонного возраста, у всех в волосах блестела седина – воистину, старейшины. Среди заседателей особенно выделялся могучий боярин с тяжёлыми белыми бровями и столь же белой бородой до пупка. Он сидел в центре. Для полной аутентичности ему не хватало разве что охабня и высокой горлатной шапки, какие бояре в старину носили. Современный парчовый сюртук деду явно не шёл.

Мы поклонились перед заседателями. Я и высокий Барятинский уселись за двумя столами лицом к собранию.

За нами стояли три ряда кресел, на которых расположились Барятинские (за спиной своего представителя) и Басмановы, Шуйские и Трубецкие (за мной).

Могучий седобородый старец начал заседание. Первым делом он попросили подтвердить наши личности. Особенно, это касалось меня, поскольку документов, доказывающих принадлежность роду, я с собой не имел. Затем другой член Совета зачитал мою претензию.

– Итак, вы, Михаил Фёдорович, утверждаете, что изгнание было незаконным, – подытожил старец с длинной бородой. – Ответьте на несколько вопросов. Когда вас изгнали, глава вашего рода знал о чарах, которыми вы владеете?

– Мне неведомо, – ответил я. И это была правда. Впрочем, вряд ли родственники Михаила были в курсе его способностей. Подозревали – возможно. Но знать наверняка не могли.

– А вы что скажете, Василий Ярославович? – обратился старейшина к Барятинскому. – Семья знала о том, что Михаил владеет энергетическими чарами?

– Семья не могла этого знать, – ответил высокий. – Мы считали Михаила немощным.

– Вы, Михаил Фёдорович, знали о своих чарах? – снова обратился старейшина ко мне.

– Нет. Они проявились позже, – ответил я.

Нам задали ещё несколько вопросов, в том числе – о моём происхождении. Я, разумеется, настаивал, что родился в законном браке. Но Барятинский начал возражать.

– Нет, господин заседатель, – ответил Василий Ярославович, – Михаил появился вне брака. Он был зачат в то время, когда мать его находилась в отъезде, в санатории.

Барятинский достал из портфеля, который держал при себе, папку с бумагами и передал приставу (или как он тут назывался), а тот отнёс документы на стол старейшинам.

– Мать или отец Михаила Фёдоровича могут выступить в защиту одной из сторон? – спросил седобородый. – Или хотя бы врач, который освидетельствовал рождение отпрыска?