Лейтенант и его судья

— Мадам Дорфрихтер, — ответила она с облегчением, что это удалось ей вспомнить, но, увидев гневный взгляд доктора Гольдшмидта, поняла: она сказала что-то не то.

— Мадам Браммер, — поправил он Марианну, но по удивленному лицу служащей понял, что все это ей не понравилось.

— Ты что, хочешь, чтобы на нас набросилась вся французская пресса? — спросил он, выходя из салона.

— Нет, конечно нет! — запротестовала она.

При слове «пресса» ей вспомнилась картина, как возле их дома толпа мужчин в пальто, опершись на фонарные столбы, поджидала, когда она выйдет, чтобы ринуться к ней с вопросами.

— Тогда будь любезна помнить, что здесь ты зовешься мадам Браммер.

— Я постараюсь не забывать, — покорно пообещала Марианна. Она не хотела ни в коем случае расстраивать Пауля Гольдшмидта, который был ее единственным связующим с реальностью. Как ей попасть домой, если он исчезнет и оставит ее в этом призрачно прекрасном безвоздушном пространстве?

— Теперь я буду помнить об этом постоянно, — старательно пообещала она вновь.

— Ну что же, будем надеяться, — пробормотал он наконец, снова улыбнулся и нежно погладил ее по щеке.

Репортеры выследили их на следующий день. Марианна и Пауль Гольдшмидт сидели на террасе кафе и пили аперитив. Марианна впервые наслаждалась картиной, открывавшейся с террасы: проходящая мимо толпа, красивые вереницы экипажей и автомобилей, широкая, усаженная пальмами набережная, повторяющая изгиб бухты, и справа вырисовывавшийся силуэт полуострова — или это было только облако? Но вдруг у стола остановился коренастый человек с лицом терьера и обратился к ней на быстром венском диалекте.

— Рад видеть вас, фрау Дорфрихтер, — поздоровался он с ней. — Я слышал, что вы здесь, и не хотел упустить возможность вас поприветствовать.

Он вел себя так, как если бы они были знакомы, хотя она не могла припомнить, что когда-либо его видела.

— Благодарю.

По злому выражению лица Гольдшмидта Марианна поняла, что снова сделала что-то неправильно.

— Вы ошибаетесь, молодой человек, — рявкнул он на незнакомца. — Дама не фрау Дорфрихтер!

Тут наконец она вспомнила его наставления.

— Вы ошибаетесь, — она попыталась сказать так же строго, как и адвокат. — Я мадам… — она силилась вспомнить имя. Но имя не приходило ей в голову.

Молодой человек ухмыльнулся.

— Конечно, вы фрау Дорфрихтер! А вы, уважаемый господин, ее адвокат доктор Гольдшмидт. Разрешите представиться. К вашим услугам: Райнхарт Лотар.

Он вынул удостоверение корреспондента, в котором значилось, что он репортер одной из венских бульварных газет.

— Убирайтесь к черту, — прошипел Гольдшмидт. — Или я распоряжусь вышвырнуть вас.

Вместо этого репортер подвинул к столу стул и сел.

— Вы сверхопытный человек, господин доктор, и вы хорошо знаете, что это вам ничего не даст, если вы меня разозлите, после того как я вас нашел. Фрау Дорфрихтер было бы разумней со мной поговорить. Если она этого не сделает, я дам волю моей фантазии. — Он обратился к Марианне: — Как вам здесь отдыхается, фрау Дорфрихтер?

— Благодарю вас, очень хорошо. — Она посмотрела на Гольдшмидта, ожидая совета, но его лицо было сплошной холодной непроницаемой маской.

— Господин доктор Гольдшмидт умеет образцово заботиться о своих клиентах. Знает ли ваш муж, что вы с доктором поехали сюда?

— У меня… — начала Марианна, но Гольдшмидт резко встал и бросил на стол несколько купюр.

— Мы уходим, — сказал он Марианне.

Репортер преградил им путь.

— Минуточку, сударь, вы не должны прерывать даму на полуслове. Что вы хотели сказать, фрау Дорфрихтер?

— У меня нет никакого мужа, — испуганно пролепетала она.

Гольдшмидт схватил ее за руку и потянул за собой. Репортер продолжал следовать по пятам.

— Но ведь у вас есть муж, это всем известно. В то время как вы развлекаетесь тут на солнечной Ривьере, он должен томиться в мрачной тюремной камере в Вене!

Слова будто вонзались в сознание Марианны. Резко высвободив свою руку, она повернулась к репортеру:

— Он сидит вовсе не в мрачной камере! Его камера светлая — там есть большое окно. Так сказал капитан Кунце доктору Гольдшмидту. А он…

«А он не лжет, — хотела она сказать, — ведь капитан Кунце все-таки офицер?» — но Гольдшмидт вновь схватил ее руку и грубо повлек за собой.

— Закрой рот!

Автомобиль стоял на улице Рю Альберт, шофер сидел за рулем. Лакей открыл дверцу и помог им сесть.

— Куда прикажете, сударь? — спросил шофер.

— Куда угодно, только прочь отсюда! — зло сказал Гольдшмидт и повернулся к Марианне: — Ты что, сошла с ума? Зачем ты говорила с этим парнем?

Марианна, дрожа, забилась в угол салона.

— Ради всего святого, зачем ты заговорила о камере?

Она смотрела на него пустым взглядом.

— О какой камере?

— О камере твоего мужа!

— Моего мужа?

— Что с тобой? Ты больна? — Встревоженный Гольдшмидт попросил шофера остановиться и пристально посмотрел на Марианну. — Ты что, не знаешь, что наговорила этому человеку?

— Какому человеку?

— Репортеру!

— Это был репортер?

— Я же тебе говорил, чтобы ты ни с кем не заговаривала.

— Я забыла про это, — сказала Марианна. Она была в замешательстве и чувствовала страшную усталость. — Я хочу домой.

— В Эце?