Лейтенант и его судья

— Осенью 1907 года. Это, должно быть, было в начале осени, но она жаловалась, что замерзает. Мы раньше пятнадцатого октября не отапливаем комнаты, если только жильцы не платят дополнительно. Так стоит в правилах проживания. Но она платить не хотела.

Кунце попросил фрау Кралик показать комнату, в которой жила Клара Брассай. Это была клетушка в конце коридора с узким оконцем, выходившим на крытый двор.

— Какое ужасное место для последнего выхода актрисы! — сказал лейтенант Стокласка.

Еще в этот день Кунце получил из похоронного бюро подтверждение, что Клара Брассай действительно была четвертого октября 1907 года похоронена на Центральном кладбище.

— Три дня спустя он женился на Марианне Грубер, — сказал он Стокласке. — Вероятно, фрау Кралик со своим подозрением, что он убил ее жиличку, не так уж далека от истины.

На следующий день люди комиссара Вайнберга разыскали венгерскую гадалку, которая подтвердила все, что рассказала фрау Кралик. Но капитан Кунце был уже на пути в Будапешт, где он договорился о встрече с капитаном Золтаном Ходосси.

В какой-то степени он был рад такому повороту событий, который позволил ему отправиться в Будапешт. Он не видел Дорфрихтера с того вечера, когда он сообщил ему о рождении сына, и решил следующую встречу с ним отодвинуть на некоторое время. Кунце мучительно искал и не находил ответа на вопрос, который терзал его после того ночного кошмара. Что за чувство испытывал он к этому молодому человеку: одержимость охотника в погоне за убегающей добычей или опасную и постыдную страсть?

Капитан Ходосси встречал его на перроне. Широкоплечий и коренастый, он даже в своей темно-зеленой форме Генерального штаба каждой своей клеточкой оставался кавалерийским офицером. Он был вежливым и спокойным человеком, но двигался в толпе так, как будто каждый квадратный сантиметр под ногами принадлежал ему.

В собственном спортивном «даймлере», который, по оценке Кунце, стоил не меньше двадцати тысяч крон, он отвез гостя из Вены в отель «Панорама». Они не были ранее знакомы, но поскольку оба были офицерами, да еще и в одном чине, между ними сразу же установились товарищеские непринужденные отношения.

— Я сразу подумал, что твой приезд связан с делом Дорфрихтера, — сказал Ходосси, после того как Кунце сообщил ему о цели своего визита. — В газетах писали, что дело поручено тебе. Честно сказать, я тебе не завидую. Это чертовски гнусная история.

Они ехали вдоль бульвара Вачи. Для декабря это был необычный день — холодный, но солнечный. Накануне выпал снег, тротуары были очищены, но на дороге толстый снежный покров был изрезан следами колес и усыпан тут и там конским навозом.

Здесь, в Будапеште, было меньше автомобилей и больше лошадей, чем в Вене. Лошади ржали, когда «даймлер» обгонял их, а люди при звуках автомобильного гудка зачастую впадали в панику.

— Какие отношения у тебя были с Дорфрихтером? — спросил Кунце.

— В военном училище я считал его одним из самых способных в классе, но такого близкого контакта у нас с ним не было. В 1906 году, когда я служил батальонным адъютантом 13-го гусарского полка в Кешкемете, он был направлен в 24-й пехотный полк. Я был рад этому, с ним было гораздо интересней общаться, чем с моими сослуживцами по штабу. Мы подружились, я часто брал его с собой в Будапешт и даже ввел его в школу.

— В какую школу?

— О, прости, пожалуйста: человек из Вены, конечно же, не может знать о школе Ходосси! — Он засмеялся. — На самом деле это никакая не школа, а скорее что-то вроде клуба, только без членских взносов и собственного помещения. Причуда моего отца, или, вернее сказать, придурь. Он основал ее еще в молодости, а когда его не станет, то и школе придет конец. Главная цель его жизни — привить золотой молодежи города вкус к культурному образу жизни. Он владелец банка недалеко от Кешкемета и десяти тысяч акров земли. Главное, что он без этой школы не смог бы играть роль Петрония наших дней.

Тон, с которым Золтан Ходосси говорил о своем отце, был скорее шутливый, чем саркастический. Возможно, он не разделял представления своего отца, но, без сомнения, он его любил. Кунце решил подождать с упоминанием имени Клары Брассай.

— Твой отец, должно быть, примечательная личность.

— Это точно. Нет двух людей, которые бы придерживались одинакового мнения о нем. Некоторые считают его чванливым старым эгоистом, кем он уж точно не является. Он не принимает ни себя, ни свои чудачества всерьез и считает, что жизнь без шуток ничего не стоит, а на то, что должно восприниматься всерьез, нужно тоже смотреть с юмором. Ты познакомишься с ним и его школой уже сегодня вечером. Сегодня у них традиционный ужин по вторникам. Он попросил меня взять тебя с собой, если, конечно, у тебя нет других планов.

— Нет, у меня никаких планов нет. Благодарю.

— Вот и отлично. Ужин состоится в отеле «Вадашкюр». Я заеду за тобой в девять часов. Он не был уверен, что у тебя с собой есть парадная форма. В общем, это и не обязательно.