– В енту самую Америку пусть самоубивцы плавают! Я ж человек с головой, я и здесь своего не упущу! Что же до господ офицеров, то пусть сейчас себе едут, куды хотят, дознание будем им чинить по возвращению!
Хвостов с Давыдовым, меж тем, осмотрели компанейское судно «Мария». Начальствовавший над ним лейтенант Машин – рубаха-парень, оказавшийся в Сибири за беспробудное пьянство в Кронштадте. Ныне Машин выглядел вполне трезвым, впрочем, возможно, что в Сибири водка его просто не брала. Приехавшим коллегам ссыльный лейтенант обрадовался несказанно. Хвостов же при встрече с Машиным все время как-то мялся. Дело в том, что согласно столичной инструкции, Машин должен был уступить Хвостову командованием своим судном, оставшись на нем до прибытия на Аляску лишь пассажиром. Для флотского офицера – это большое оскорбление. Однако делать нечего и Хвостов, повздыхав, выложил бумаги перед лейтенантом. Прочитавши все, Машин, разумеется, опечалился:
– Вот какова благодарность за все труды мои каторжные!
– Не печалься, – обнял его за плечи Хвостов. – В начальство над судном я вступать не стану. Мы с Гаврилой будем сами при тебе пассажирами. пусть начальство считает, как ему лучше, а мы делаем как нам виднее!
– Ну, это другое дело! – сразу повеселел Машин. – Тогда поладим!
И тут же отправил денщика за четвертью.
Затем все трое принялись готовить «Марию» к нелегкому плаванию. Но много ли можно сделать из старого латанного-перелатанного судна, когда еще и начальник охотский за каждый гвоздь взятку требует. Историк пишет: «В море судно это претерпело великия бедствия: открылась течь, раскололись скрепления, ослабел рангоут. Команды было множество и много больных, пища недостаточная. И потому вместо Кадьяка, куда назначалось им идти, спустились они в Петропавловскую гавань, где и зазимовали».
В Петропавловске они застали шлюп «Надежда» Ивана Крузенштерна.
Камергер Рязанов
Зимовка есть зимовка – дело нудное и долгое. Но на исходе мая в Авачинскую бухту вошел шлюп «Нева» капитан-лейтенанта Лисянского, завершившего первую половину своего кругосветного плавания. Какая была встреча! Все радовались необычайно. Шутка ли, боевые российские корабли впервые достигли столь отдаленных пределов! Среди офицеров, как «Надежды», так и пришедшей «Невы» были бывшие сослуживцы и однокашники Хвостова и Давыдова.
Вместе с офицерами «Невы» на берег сошел и камергер Николай Рязанов, посланным императором Александром для установления дипломатических отношений между Россией и Японией.
Появлению Хвостова и Давыдова на Камчатке Резанов был рад несказанно. Камергера более всего поразило то, что со времени их последней встречи в Петербурге друзья успели побывать на Аляске, вернуться в столицу и снова оказаться на берегу Тихого океана. Такие сорви – головы были сейчас для камергера просто находкой!
Дело в том, что главной задачей Резанова было заключение мирного договора с Японией. Именно по этой причине Резанов получил высший придворный чин и был возведен в ранг полномочного посла. Но эта миссия закончилась полным провалом. Японские власти отказали посольству Резанова в каких-либо договорах. Более шести месяцев посольство и экипаж «Надежды» находились в Нагасаки под строгим, почти тюремным надзором, а затем отправили назад, не приняв даже подарков русского императора для микадо. Делать было нечего и Резанов с Крузенштерном ушли в Петропавловск.
Помимо этого во время плавания камергер подвергся бойкоту со стороны Крузенштерна и его офицеров, за то, что пытался взять руководство экспедицией на себя. Инструкции были составлены столь двусмысленно, что и Крузенштерн, и Резанов могли претендовать на командование. Конфликт достиг крайних пределов, и Резанов в знак протеста последние несколько месяцев плавания вообще не покидал своей каюты. В Петропавловске Крузенштерн и его офицеры принесли ему свои извинения, отношения между послом и его свитой с одной стороны и Крузенштерном и его офицерами с другой оставляли желать много лучшего.
С появлением же Хвостова и Давыдова Резанов получал двух лично ему подчиненных опытных морских офицеров и в услугах Крузенштерна больше не нуждался.