Лейтенант Рэймидж

Пока Джексон в темноте вел шлюпку к «Кэтлин», Рэймидж сидел на кормовой банке, снедаемый печалью. С этими итальянцами все — притворство, все — лицемерие. Минуту назад она стояла перед ним на коленях, и тут же говорит «прощай» с интонацией не более радушной, чем засидевшемуся гостю.

Их окликнули с куттера. В ответ Джексон прокричал: «Кэтлин», давая понять, что в шлюпке капитан.

Добравшись до своей крохотной каюты, в которой за секунду до его прихода вестовой подвесил на переборку фонарь, Рэймидж отстегнул шпагу, уселся на стул и тупо уставился в палубу. Расстеленный на ней парус, заменявший ковер, в месте, где открывалась дверь, вытерся и требовал покраски. Проклятье, как он устал! Каким счастьем было бы почувствовать себя куском парусины, полусонно подумал лейтенант, когда несколько мазков кистью позволяют скрыть все грязные пятна и делают его опять новым.

Он достал из кармана запечатанный конверт. Чего теперь хочет от него коммодор? Наверняка доставить какое-нибудь проклятое донесение: куттеры для этого и предназначены. Может, это бумаги, адресованные сэру Джону Джервису в Сан-Флоренцо, или письма для посла в Неаполе.

Рэймидж взломал печать, открыл конверт и начал читать.

«Сим вам предписывается и указывается, —

гласил документ, —

принять на борт находящегося под вашим командованием королевского корабля господ маркизу ди Вольтерра и графа Питти, и с возможным поспешанием доставить их в Гибралтар, предусмотрительно придерживаясь южного маршрута во избежание перехвата вражескими военными кораблями… По прибытии в Гибралтар вам следует незамедлительно явиться к командующему там адмиралу для получения дальнейших распоряжений».

Рэймидж усмехнулся: стоит ли теперь удивляться, почему так блестел взор Джанны?