Лейтенант Рощаковский – последний рыцарь российской империи

В Дармштадте отставной лейтенант откровенно захандрил. В Дармштадте, небольшом германском государстве, откуда была родом императрица Александра Федоровна и вправду, было тоскливо. Великосветские балы, знакомства с коронованными особами и бесконечные пустые разговоры. К такой жизни бравый вояка приспособлен не был. Его непосредственный начальник в Дармштадте говорил своему знакомому дипломату: "Смотря на Рощаковского, я всякий раз представляю себе океанский дредноут, спущенный в садовый пруд, в котором ему некуда повернуться".

Теперь уж и сам Рощаковский вовсе больше и больше жалел, что ушел в пылу гнева с флота. Тем более, что флот действительно начал возрождаться, ежегодно пополняясь новыми кораблями, улучшая организацию и основательно готовясь к будущему столкновению с Германией, которое Рощаковский считал неизбежным.

Весной 1914 года российское посольство покинуло Дармштадт. Там остался в качестве поверенного в делах лишь Рощаковский. Теперь именно ему предстояло руководить миссией в условиях быстро ухудшавшихся российско-германских отношений.

Великий герцог Эрнст Людвиг, частенько попивая кофе с Рощаковским, сетовал на плохие времена.

– И все же я полагаю, что дело не зайдет слишком далеко! – высказал он свои пожелания.

– Все зашло слишком далеко, и я с пессимизмом смотрю на дальнейшее развитие событий. – попивая герцогский кофе, качал головой Рощаковский. – Война между нашими державами неизбежна. Весь вопрос, когда все начнется.

Все именно так и случилось. 1 августа 1914 года началась Первая мировая война, которая изменит жизнь всего человечества. Российской дипломатической миссии пришлось покинуть Дармштадт. Рощаковский нанес прощальном визит отца к великому герцогу. Далее их путь лежал через Германию, Швецию, Финляндию в Петербург, ставший ныне Петроградом. До железнодорожного вокзала Рощаковского сопровождал военный эскорт, о котором распорядился великий герцог. Возбужденные горожане махали русским дипломатом кулаками и кидали в машины камни.

На балтийских румбах

Вернувшись в Петроград, Рощаковский подал прошение о возвращении на военную службу. Ни морской министр Григорович, ни командующий Балтийским флотом Эссен не горели желанием брать Рощаковского. О боевых делах его в прошлую войну оба знали не понаслышке. Смущала близость Рощаковского к императору. Мало ли какие дела будут происходить в ходе войны на флоте, не обо всем же докладывать Николаю, а тут его личный дружок под боком, поди, за ним уследи.

С Эссеном у Рощаковского состоялся предельно откровенный разговор.

– Боюсь, захандришь у нас! Твои ведь однокашники уже к адмиральским орлам подбираются, а ты все еще в лейтенантах!

– Я воевать хочу, а не карьеру делать! Вы меня помните по Артуру, неужели я в чем-то подведу своих старых артурцев?

– Ладно, Миша, проехали! – хлопнул его по плечу Эссен. – Брать я тебя готов, но только должности для тебя подходящей нет!

– Как это нет? – поразился Рощаковский. – Но хоть что-то есть?

– Есть должности командиров тральщиков! – хмыкнул в бороду Эссен. – Но это не для тебя. Тральщики из пароходов реквизированных – самотопы еще те.

– Я готов! – дернул головой Рощаковский. – Я по морю соскучился!

Есть сведения, впрочем, не доказанные, что Рощаковский имел придворный чин камергера, что по табели о рангах соответствовало адмиралу. На флот же он вернулся в скромном чине старшего лейтенанта. Да о том ли печаль, когда Отечество в опасности!

С сентября 1914 года до лета 1915 года Рощаковский командует 3-й отдельной партией траления Балтийского флота.

Каждый выход в море, мог стать последним. Чтобы жена не волновалась, Рощаковский отправлял ей телеграммы с единственным словом: "Жив". Партия траления Балтийского флота именовалась среди офицеров кратко, но емко – «клуб самоубийц». Название себя оправдывало, потому как рвались на минах наскоро приспособленные под тральщики пароходики пачками, а вместе с ними гибли и их команды. В командиры тральщиков по этой причине старались кадровых офицеров не назначать, а ставили призванных из запаса прапорщиков по адмиралтейству. Такой, если и погибнет, то для флота особо не велика потеря.

Когда же на ржавый тралец ступил герой японской войны и друг императора, многие приходили просто глянуть на такое чудо.

Рощаковский же, на палубу ступив, первым делом вызвал боцмана:

– Почему ржа и грязь повсюду?

– Да все равно, ваше благородь, не сегодня так завтра топнуть, чего же зазря корячиться!

– Чтобы к послезавтра корабль сиял как новенький: ржавчину оббить, палубу отскоблить, медь начистить, корпус покрасить!

– Так у нас и краски-то нет!

– Как нет?

– Да не дают! Говорят: «Чего на вас краску-то переводить, все одно скоро все перетоните!»

Рощаковский вынул из кармана тугой бумажник, сунул его боцману в руку:

– Что б сверкал корабль как новый пятак. Да шаровую краску не бери, возьми «слоновочки», плесни в нее легонько синей, чтобы цвет был небесный. Понял?

– Чего не понять-то, цвет такой надобно подобрать, чтобы были мы к небесам ближе!