Лейтенант Шмидт

Потоплено в крови декабрьское восстание в Москве, где рабочие несколько дней выдерживали на баррикадах натиск казачьих полков и артиллерийский огонь. И во многих других краях и городах у царских властей еще нашлись силы для расправы. Революция, казалось, шла на убыль. Чухнин почувствовал себя увереннее. Во всяком случае, он остался на посту главного командира Черноморского флота и портов Черного моря. Он расправился не только с матросами, но и с офицерами, осмелившимися проявить дерзостный дух свободомыслия. Тотчас после подавления восстания он потребовал, чтобы ему немедленно доставили протокол, подписанный восьмьюдесятью офицерами, собравшимися накануне на «Ростиславе». Но протокол бесследно исчез. Тогда Чухнин приказал по пунктам восстановить протокол. Было начато следствие, в результате которого все подписавшие протокол офицеры «с высочайшего одобрения» подверглись дисциплинарным взысканиям и в конце концов были изгнаны из Черноморского флота.

Зато достойные слуги были осыпаны милостями. Вскоре после трагедии на острове Березань лейтенант Ставраки получил звание капитана 2 ранга. Лейтенант Карказ, отличившийся на «Ростиславе» издевательством над Шмидтом, начал быстро продвигаться по лестнице чинов и благополучия. А барон Меллер-Закомельский… О, барон удостоился личной телеграммы Николая II, выразившего благодарность за энергичное и быстрое подавление мятежа.

Не теряя времени, барон тотчас выехал в Петербург. Дельце с жульнической продажей имения находилось в министерстве юстиции. И когда сам министр доложил царю, что «генерал от инфантерии барон Меллер-Закомельский изобличается в присвоении 210 тысяч рублей, полученных им за продажу майората «Господарис» сверх продажной цены, показанной в купчей крепости, и подлежавших… внесению в неприкосновенный майоратский фонд», царь, ознакомившись с докладом, изволил наложить резолюцию: «Желаю ввиду его заслуг, чтобы дело о нем было прекращено».

Реакция торжествовала. Но в стране происходили события, не поддававшиеся статистическому учету, не всегда заметные поверхностному взгляду и не подвластные никакому полицейскому надзору. В сердцах народов затаились боль и гнев. Неутихающая боль, великий гнев. А это тоже сила, способная повлиять на историю. Накопившись, она в подходящий момент скажет свое слово, и это слово будет решающим.

Эпилог

Тихим летним утром 28 июня 1906 года вице-адмирал Чухнин отправился на катере на свою дачу «Голландия». Адмирал был в белом кителе. С ним следовали жена, адъютант, двое конвойных. На даче его встретили фельдфебель, переодетый жандарм, управляющий, целый штат военных, обслуживавших дачу. Заядлый любитель цветов, Чухнин прошелся по саду и убедился, что недавно взятый садовник матрос Акимов знает свое дело. Акимов ухитрился вывести тринадцатый сорт сирени. Похвально, весьма похвально.

Погуляв по саду, Чухнин остановился у площадки для лаун-тенниса… Что-то заставило его обернуться. Повернув голову, он увидел матроса. Что за черт: стоит матрос и не вытягивается в струнку, не отдает чести. Чухнин не успел удивиться и разгневаться, как увидел нацеленное на него дуло винтовки. Он только крикнул: «Матрос!» — и утреннюю тишину разорвал выстрел, другой. Чухнин упал, смертельно раненный в голову и в грудь…

Поднялась паника, и стрелявший успел незаметно скрыться. Только потом выяснилось, что с дачи исчез матрос Яков Акимов, проявивший такое искусство в садоводстве.

Чухнина положили на корме того катера, с которого он всего час назад наслаждался спокойствием утреннего моря, и доставили в морской госпиталь. Здесь он вскоре скончался.

Комендант севастопольской крепости генерал Неплюев оказался счастливее Чухнина. Тот самый солдат Иван Тихонов, который добивался в Совете депутатов освобождения генерала, арестованного матросами решил отомстить ему за все жестокости, за обман, за крушение своих иллюзий.

Тихонов сделал бомбу и подкараулил Неплюева, когда самодовольный генерал, сверкая золотым шитьем мундира, собирался на какой-то торжественный молебен. Но оттого ли, что бомба была приготовлена не так, как следует, или оттого, что Тихонов очень волновался, — только от взрыва погиб сам Тихонов. Неплюев остался цел.

Пришел 1917 год. Весь старый строй жизни рухнул с быстротой горного обвала. То, что казалось огромной неприступной горой, было со всех сторон подточено подземными потоками, ручьями и ручейками.

Останки Шмидта, Частника, Гладкова и Антоненко были разысканы на острове Березань и торжественно доставлены в Севастополь. Майский день был напоен ласковым теплом. Корабли на рейде и в бухте украсились сигнальными флагами различных цветов и сочетаний. На берегу собрался весь Севастополь. Прохладный бриз слегка колыхал знамена. Кормовые флаги кораблей были приспущены в знак траура. Сто одним выстрелом салютовали корабли событию исторического значения.