Лейтенантами не рождаются

Получив деньги, проездные документы, продовольственный аттестат, старое потрепанное обмундирование (мое новое было украдено еще в госпитале в Клину), попрощавшись со всеми знакомыми, я выехал к месту жительства матери.

Она похоронила отца, точнее, отвезла его тело в морг больницы «Эрисмана», в тот день он был уже 15-тысячным. Ленинградцы умирали сотнями, многие прямо на улицах и в подъездах.

Мать приехала не одна, с «невестой», дочерью начальника НКВД Октябрьского района г. Ленинграда. Он помог оформить проездные документы и пароходом ночью отправил их на восточный берег Ладоги.

С большими мытарствами, потеряв часть вещей, им удалось добраться до Павловска, места родины моих родителей. Их приютила жена брата матери в своем стареньком домишке.

Приехав в Павловск, я познал все прелести тыловой жизни. Поселок и завод расположены на живописном берегу большого пруда, богатого рыбой. Завод, по всей вероятности, был построен еще при Строгановых, претерпел целый ряд модернизаций, выпускал литовки (косы), станочное оборудование (перед войной освоил выпуск малых турбобуров), в войну — минометы и различную «мелочевку», необходимую для фронта.

Мать выглядела очень плохо, еще не оправилась от последствий блокады. Встреча с ней была трогательной, она долго плакала, пересказывая ужасы блокадного города и все, что связано со смертью отца. Отец умер 15 мая 1942 г., в этот период уже увеличили количество выдаваемого хлеба до 400 г, но для подорванного здоровья этого хлеба было недостаточно, он сильно ослабел.

Для обессилевших от истощения в городе стали выдавать путевки в дома отдыха на две недели. Такую путевку получил и мой отец, но долго не мог отправиться туда, так как в эти дни шел сильный обстрел центра города, где они жили. Переждав обстрел, мать повела его. Когда спустились с третьего этажа на площадку второго, отцу стало плохо, он обнял мать за шею и успел сказать: «Прости, Михайловна, за все, я умираю». Мать двое суток не могла поднять его на свой этаж в квартиру. Мир не без добрых людей, ей помогли.

Впоследствии, когда окончательно вернулся с войны, я предложил матери поехать в Ленинград, квартира у них была на Невском проспекте, но мать категорически отказалась.

И хотя в войну мать привезла письмо за подписью адмирала Кузнецова с разрешением на мой переезд в Ленинград, после войны сама воспротивилась переезду туда, я же не настаивал.

Ходил все еще плохо, с «клюшкой», но время шло, молодость, свежий воздух, грибы, ягоды, рыба (дом стоял на берегу пруда, рыбачил прямо из огорода) сделали свое дело.

Через 2,5 месяца мне пришла повестка на перекомиссию в г. Очер (10 км от Павловска). В кабинет врачей вошел без палочки, они бегло глянули: руки есть, ноги есть, в туалет могу ходить самостоятельно, значит, годен к строевой службе. В военкомате получил предписание через 5 дней явиться на формировку в поселок Юг Пермской области. С большим трудом из Очера добрался пешком до Павловска. Я был рад ехать на формировку, а затем на фронт, так как жить на голодном пайке в тылу очень трудно.

Все военное обмундирование оставил матери, а сам, как партизан, в худенькой гражданской одежде приготовился к отъезду. Проводы были недолгими, мать плакала, девочка, которая приехала, тоже плакала: она привыкла ко мне.

(Судьба свела девочку с сыном генерала Пузырева, командира дивизии одного из укрепрайонов на старой границе, расстрелянного вместе с командующим западным фронтом по приказу Сталина.

Сталин колебался с приговором, но судьбу генералов предопределил выскочка Мехлис. Он подал ему мысль, что, если генералов не расстреляют, то вина за поражения в войне на первом ее этапе ляжет на Политбюро. Сталин не захотел брать вину на себя и перекладывать ее на свое «мудрое» окружение. Приговор был подписан, генералы расстреляны.

Жена генерала Пузырева с сыном была сослана в Павловск под надзор местного НКВД. Парнишка оказался смышленым, очень общительным, девчата на него засматривались, но боялись его как сына врага народа. Он подрабатывал тем, что пас стадо коров и коз, подкармливался сам, и кое-что перепадало матери. Но судьба ему более благоприятствовала, чем, например, сыну Тухачевского, он не стал вором, точнее, из него не сделали вора, после войны разрешили жить в Ленинграде, где он окончил среднюю школу и получил высшее образование.)

Начальство в части удивилось моему виду, вначале хотели наказать, но, учитывая мой фронтовой опыт, направили для прохождения службы в отдельную разведроту на должность командира взвода. Началось трудное формирование всей мотострелковой бригады и нашей роты. По замыслу командования рота должна была иметь следующую штатную структуру: два взвода автоматчиков, два взвода бронетранспортеров, два взвода легковых бронемашин, отделение управления. Рота была отдельная: командир на правах командира батальона, а поэтому в составе отделения управления были адъютант командира, связные заместителей командира роты и командиров взводов, санинструктор и два писаря.