Лейтенанты (журнальный вариант)

Офицерам выдали пилотки — суконные и синего цвета. Без голубого канта для авиаторов непригодны, а пехоте все равно. Вместо наград пока справки. Свеженагражденные, чтоб сфотографироваться, брали ордена и медали у однобатарейцев. Еще раз меня приняли в ВКП(б). Расстарался парторг Алексеев. Когда начальник политотдела дивизии полковник Санюк увидел, какими бессмысленными завитушками я расписываюсь, рассердился:

— Роспись должна быть понятна и тем уважительна к другим! Ты видел подписи великих людей? — Политработник продолжал: — Максим Горький... Пушкин... Чехов... А ты что?!

Меня назначили комсоргом батареи, и потому у меня остался комсомольский билет с автографом Вилена Блинова.

Брат-парторг наедине поздравил брата-комсорга:

— По-городскому ты теперь член, а по-деревенски — х..!

В полк пригнали пополнение. Маковскому отбирать людей для батареи было лень, послал меня. Умные глаза интеллигентного парнишки остановили. Толя Халаим из города Ярмолинец Каменец-Подольской области станет нашим с Алексеевым близким товарищем на долгие годы.

Еще новичок. Старшина медслужбы блондинка Валя. Быстро соединила заботу о батарее с интересом к себе Маковского.

Кончился август, кончился отдых.

— Прощай, Карпаты! — сказал нам начштаба полка.

— Куда ж нас?

— Туда, где у кого больше, тот и пан, — загадочно ответил Пузанов.

— В Польшу, — сказал Алексеев. — Это там.

Польша — распятья, костелы, хаты, аисты. После Вислы — обгорелые развалины, воронки, могильные пирамидки со звездами. До передовой километров сто, но на душе стало тревожно. Раскис.

Батарею без конца перемещали. Грязная и мокрая осень. Однообразная и скверная еда. Тесные сырые окопы на огневых позициях. Заболел, стал вялым — все на свете разонравилось. Приглядевшись к пожелтевшим белкам глаз, Валя отправила к полковому врачу. Капитан отвел за угол:

— Помочись.

Через день (25 октября 44-го года) был уже в госпитале по ту сторону Вислы, в городе Тарнобжеге. Диагноз: гепатит. За пятнадцать дней, откачав желчь, поставили на ноги.

Девятого ноября нашел батарею на новом месте. Встретили тепло и с кружкой самогона. Сюрприз собственного производства. Затея пошла от каменец-подольского пополнения. Эта область самая успешная по курению вина на Украине.

На Сандомирском плацдарме местных давным-давно выселили. Остались поля с неубранной свеклой. Закваску дали земляки из дивизионной хлебопекарни. Аппарат собрали из деталей сбитых самолетов. Большой любитель выпить, комбат разрешил гнать самогон при полной потаенности. И — чтоб ни одного пьяного! Где спрятать аппарат? Место нашли на нейтральной полосе. Еле заметная тропка через минное поле шла к развалинам сарая — метров сто за передней траншеей. До немцев не меньше километра. Дежурный сержант следил за технологией и сохранностью. При постоянном “употреблении” ни одного пьяного во все дни. Делом заправляли сержанты — уж они-то умели держать расчеты в руках.

Пока отсутствовал, фронт замолчал. Копили силы? Батарея приготовилась ко всякому. Для поддержки наступления подготовили данные по подавлению его подозрительных мест в обороне. Для остановки немецкого наступления рассчитали неподвижные и подвижные заградительные огни. Даже пристреляли переднюю траншею на случай его прорыва.

Затишье радовало войска и тревожило командование. Офицерский состав получил специальное указание, отпечатанное в дивизионной типографии. Регламентировался порядок пребывания войск на переднем крае.

От единого распорядка для всех в окопах (когда занятия, когда работа, когда завтрак, обед, ужин) до пункта о дежурных пулеметах — их количество и готовность к открытию огня. От сроков замены подстилочной соломы в блиндажах до “немедленного расстрела тех, кто без разрешения выйдет за первую линию траншей в сторону врага”. От обязательных парных постов наблюдателей до внешнего вида комсостава на переднем крае и в бою: “офицеров без погон рассматривать как трусов, умышленно снимающих погоны”. От нормативов личного контроля за состоянием обороны командира роты, батальона и полка до предания суду трибунала минометчиков и артиллеристов за задержку открытия огня по вызову пехоты: срок — одна минута. От того, что “проходы в минных полях должны знать только офицеры”, до контроля за личной гигиеной (умывание, бритье) с обязательной баней раз в десять дней.

Выступая в канун Ноябрьского праздника, Сталин сказал о Десяти ударах Красной Армии в 1944 году.

Захотелось изобразить “удары” наглядно. Старшина Андреев обеспечил бумагой и красками, а Маковский приказал вырыть и оборудовать для политработы “ленинский” блиндаж, который стал клубом. Старшина, привозя с кухней письма, тут их раздавал и забирал написанное. Сюда же привозил газеты — дивизионку и армейскую. Центральные не доходили даже до полковой батареи.

“Ленинский” блиндаж понравился парторгу полка майору Давыдову и комсоргу капитану Борзенко. Батарею 120 поставили в пример. Приказали всем перенять опыт. В подразделениях страдали: “Где взять художника?”

Батарея жила тремя жизнями. Первая — боевая. Ежедневные занятия-дрессировки. Нельзя терять навык.