Лейтесь, слёзы...

— Давайте лучше к делу, — перебил Ясон. — Дайте мне ручку и бумагу, и я запишу, что мне нужно и что про меня в каждом УДе должно говориться. Я хочу, чтобы все было проделано в точности. Вам стоит очень постараться.

— А я вас взбесила, — сказала Кати. — Когда сказала, что вы выглядите на пятьдесят. Пожалуй, если присмотреться пристальней, вы на столько не выглядите. Вы выглядите лет на тридцать. — Она вручила ему ручку и бумагу, скромно улыбаясь. И с явно извиняющимся видом.

Ясон сказал:

— Забудьте. — И похлопал девушку по спине.

— Я бы предпочла, чтобы меня не трогали, — сказала Кати и отстранилась.

Она словно олененок в лесу, подумал Ясон. Странно, она боится, когда ее слегка касаются, но в то же время не боится подделывать документы — совершать преступление, за которое запросто светит двадцать лет тюрьмы. Быть может, никто просто не объяснил ей, что это противозаконно. Быть может, она этого не знает.

Тут что-то яркое и цветастое на дальней стене привлекло внимание Ясона; он подошел поближе, чтобы посмотреть. Средневековый цветной манускрипт, понял он. Или, скорее, страница оттуда. Он читал про такие, но до сих пор внимания не обращал.

— Что, ценная вещь? — спросил он.

— Будь эта вещь настоящей, она бы сотню долларов стоила, — объяснила Кати. — Но она не подлинная; я сама сделала ее много лет назад, когда училась в старших классах средней школы Североамериканской академии. Я копировала оригинал раз десять, пока не получилось, как надо. Мне нравится хорошая каллиграфия; я ею еще в детстве занималась. Наверное, это потому, что мой отец разрабатывал книжные обложки; то есть, знаете, суперобложки.

Ясон спросил:

— А в музее ее примут за настоящую?

Некоторое время Кати пристально его разглядывала. Затем кивнула в подтверждение.

— Разве там не поймут по бумаге?

— Это пергамент, причем именно того периода. Тут все выходит так же, как когда подделываешь старую марку — берешь бесценную старую марку, отстраняешь отпечаток, а затем… — Девушка помолчала. — Кажется, вас беспокоило, чтобы я поскорее занялась вашими УДами, — сказала она затем.

— Да, — подтвердил Ясон. Он дал ей листок бумаги, на котором записал всю нужную информацию. В основном там требовались пол-натовские послекомендантские удостоверения, с отпечатками пальцев, фотографиями и голографическими подписями — все с краткими сроками истечения. Через три месяца ему предстояло получить новый поддельный набор.

— Две тысячи долларов, — сказала Кати, изучив список.

Ясон хотел сказать: «А может, мне еще за это в постель отправиться?» Но вслух сказал совсем другое:

— Сколько потребуется времени? Часы? Дни? Если дни, то где я…

— Часы, — перебила Кати.

Ясон испытал мощную волну облегчения.

— Садитесь, пожалуйста, и составьте мне компанию, — предложила Кати, указывая на трехногую табуретку, сдвинутую чуть в сторону. — Можете рассказать мне про вашу удачную карьеру в качестве ТВ-персонажа. Наверняка это был завораживающий путь — все эти трупы, через которые вы должны были перешагнуть, чтобы добраться до самой вершины.

— Да, — кратко сказал Ясон. — Но только без всяких трупов. Это миф. Тут все зависит только от таланта, а не от того, что вы скажете или сделаете другим людям, которые выше или ниже вас по положению. Это работа; вы не прохлаждаетесь и не отбиваете чечетку, чтобы затем подписать контракт с Эн-Би-Си или Си-Би-Эс. Там работают крутые люди, подлинные бизнесмены. Особенно публика из А и Р. Из Артистов и Режиссеров. Они решают, кого и куда подписывать, а кого — нет. Я теперь говорю не о всяких там бумагах. Вот откуда следует начать, чтобы выйти на национальный уровень; конечно, вы можете работать на клубном уровне, где ни попадя, пока вы не…

— Вот ваши права водителя шустреца, — перебила его Кати. Она аккуратно предала Ясону маленькую черную карточку. — Теперь я примусь за ваш военный билет. С ним будет немного сложнее из-за фото в фас и в профиль, но для этого у меня есть вон та аппаратура. — Она указала Ясону на белый экран, перед которым стояла тренога с камерой, а сбоку возвышалась вспышка.

— Я смотрю, у вас есть все оборудование, — заметил Ясон, пристально глядя на белый экран. За свою долгую карьеру артиста он всегда точно знал, где ему стоять и какое лицо изобразить.

Но на сей раз он, очевидно, сделал что-то не так. Кати сурово его изучала.

— Вы слишком освещены, — сказала она отчасти Ясону, отчасти себе. — И сами светитесь, но как-то странно, по-фальшивому.

— Нормальная публичная съемка, — сказал Ясон. — Глянцевые фотки восемь на десять.

— Здесь такие не требуются. Поймите, они должны на всю оставшуюся жизнь уберечь вас от исправительно-трудового лагеря. И нечего улыбаться.

Ясон улыбаться не стал.