Лейтесь, слёзы...

— Да с тобой! С тобой. С Элом Блиссом, моим агентом. Что там стряслось в больнице? Как меня сюда занесло? Ты, часом, не в курсе? — Паника и гнев улеглись, когда Ясон силой взял себя в руки; он вовсю старался, чтобы его речь звучала разумно. — Можешь разыскав мне Хилвду?

— Мисс Харт? — спросил Эл и хихикнул. И не ответил.

— Слушай, ты, шваль, — свирепо проговорил Ясон. — Ты больше не мой агент. Все, абзац. И мне плевать, что там у тебя за проблемы. Ты уволен.

Эл Блисс снова хихикнул ему в самое ухо, а затем телефон щелкнул и отключился. Эл Блисс повесил трубку.

Убью сукиного сына, пообещал себе Ясон. Порву жирного подонка на мелкие кусочки — от сальной лысины до вонючих носков.

Интересно, какой номер он пытался со мной выкинуть? Не понимаю. Что он такое вдруг против меня заимел? Что я, черт возьми, такого ему сделал? Ведь он битых девятнадцать лет был моим приятелем и агентом. И раньше ничего подобного не приключалось.

Попробую-ка я вызвонить Билла Вольфера, решил Ясон. Он всегда у себя в конторе или поблизости от телефона; можно будет взять его за жабры и выяснить, что такое творится. Ясон бросил второй золотой доллар в телефонную щель и опять по памяти набрал номер.

— Адвокатская контора «Вольфер и Блейн», — пропищал ему в ухо голос секретарши.

Мне надо поговорить с Биллом, — сказал Ясон. — Это Ясон Тавернер. Вы меня знаете.

Секретарша с запинкой сказала:

— Мистер Вольфер сегодня в суде. Не затруднит ли вас поговорить взамен с мистером Блейном? Или мне следует попросить мистера Вольфера позвонить вам позднее, к вечеру, когда он вернется в контору?

— Вы что, не знаете, кто я такой? — поинтересовался Ясон. — Не знаете, кто такой Ясон Тавернер? Телевизор никогда не смотрите? — В этот миг голос почти ему изменил; Ясон словно со стороны услышал, как он хрипнет и поднимается в тоне. С великим усилием он снова взял себя в руки, но пальцы все же дрожать не перестали; да и все его тело тоже тряслось.

— Прошу прощения, мистер Тавернер, — сказала секретарша. — Но я действительно не могу позвать мистера Вольфера, а также…

— Так вы смотрите телевизор? — спросил Ясон.

— Да.

— И никогда про меня не слышали? Про «Шоу Ясона Тавернера», в девять вечера по вторникам?

— Прошу прощения, мистер Тавернер. Вам следует поговорить непосредственно с мистером Вольфером. Дайте мне номер телефона, по которому вы звоните. Я обязательно скажу, чтобы он вам перезвонил.

Ясон повесил трубку. Я сошел с ума, подумал он. Или она сошла с ума. Она и Эл Блисс. Этот сукин сын Эл Блисс. О господи. Ясон неуверенно отошел от телефона и уселся на истертую обшивку одного из слишком мягких кресел. Хорошо так было сидеть; закрыв глаза, он дышал медленно и глубоко. И размышлял.

У меня пять тысяч в ценных государственных купюрах, сказал он себе. Так что не такой уж я беспомощный. И та тварь совсем ушла из моей груди, вместе с питательными трубками. Наверное, хирурги как-то справились с нею в больнице. Итак, я по крайней мере жив; можно хоть этому порадоваться. Но не случился ли провал во времени? — спросил он себя. Где тут, интересно, газета?

На соседнем диване Ясон нашел «Эл-Эй тайме» и посмотрел дату. 12 октября 1988 года. Значит, никакого временного провала. Следующий день после его шоу и того дня, когда Мерилин спровадила его, умирающего, в больницу.

Тут Ясона осенило. Он взялся просматривать все разделы газеты, пока не нашел развлекательный раздел. В последнее время он ежевечерне появлялся в Персидском зале голливудского «Хилтона» — по сути, все последние три недели, хотя по вторникам не всегда, из-за своего шоу.

Реклама о его появлении на вечеринке, которую хилтонская администрация давала последние три недели, почему-то на странице отсутствовала. Ясон обалдело подумал, а не перенесли ли ее на другую страницу. Тогда Он тщательно прочесал весь тот раздел газеты. Сплошные рекламы про разных артистов, но о нем — ни слова. А ведь его физиономия уже лет десять красовалась на рекламных страничках той или иной газеты. Без исключения.

Попытаюсь-ка еще разок, решил он. Позвоню Мори Манну.

Выудив из кармана бумажник Ясон стал искать там листок на котором был записан номер Мори. Бумажник оказался подозрительно тонок.

Все его удостоверения личности пропали. Удостоверения, которые давали ему надежду остаться в живых. Которые проводили его через кордоны полов и натов целым и невредимым — не расстрелянным и не брошенным в исправительно-трудовой лагерь.

Без моих УДов мне и двух часов не прожить сказал себе Ясон. Я даже не осмелюсь выйти из вестибюля этого занюханного отеля и пройти по общественному тротуару. Там решат, что я безксивный студент или педагог, сбежавший из какой-нибудь берлоги под кампусом. И остаток жизни я проведу, занимаясь рабским ручным трудом. Я теперь из тех, кого зовут «нелюдьми».

Так что первая моя забота, подумал он, это остаться в живых. К черту Ясона Тавернера как всемирно известного артиста; об этом я, если смогу, позабочусь как-нибудь после.