Остальные — Лейб бен Коген и Арье Аскари — были на вид лет на десять моложе Лонцано. Лейб — высокий и худой как жердь, Арье — коренастый, широкоплечий. У обоих загорелые обветренные лица постранствовавших по белу свету купцов, но сейчас эти лица ничего не выражали: они ждали, что скажет о вновь пришедшем реб Лонцано.
— Это торговцы, направляются они к себе в Маскат, за Персидским заливом, — объяснил Зеви и обернулся к Лонцано. — Вот, — сказал он, — этот несчастный воспитывался как гой, в далекой христианской стране, и совсем ничего не знает. Надо показать ему, что евреи всегда позаботятся о других евреях.
— А что за дело у тебя в Исфагане, Иессей бен Беньямин? — задал вопрос реб Лонцано.
— Я еду туда учиться, чтобы стать лекарем.
— Ага, медресе
[110]в Исфагане, — кивнул Лонцано. — Там изучает медицину двоюродный брат реб Арье, реб Мирдин Аскари.Роб жадно подался вперед, хотел было задать несколько вопросов, но реб Лонцано не желал уклоняться от темы.
— Ты платежеспособен, сможешь уплатить свою долю расходов на путешествие?
— Да, смогу.
— Готов трудиться вместе со всеми в пути и выполнять необходимые обязанности?
— С великой охотой. А чем вы торгуете, реб Лонцано?
Лонцано нахмурился. Он явно рассчитывал, что спрашивать будет он, а не его.
— Жемчугом, — нехотя выговорил он.
— И сколь же велик караван, с которым вы отправляетесь?
Лонцано позволил себе легкий намек на улыбку, уголки губ чуть-чуть дрогнули:
—
Роб, пораженный этим ответом, повернулся к Зеви:
— Как же могут три человека обеспечить мне защиту от бандитов и прочих опасностей?
— Послушай, — сказал ему Зеви. — Это вот евреи, которые
Реб Лонцано взглянул на двух своих спутников. Те хранили молчание, и лица их все так же ничего не выражали, но все же что-то он уловил, потому что посмотрел снова на Роба и кивнул головой:
— Хорошо, милости просим в нашу компанию. В путь отправляемся завтра на рассвете с Босфорской пристани.
— Я буду там с повозкой и лошадью.
— Без лошади и без повозки, — отрезал Лонцано. — Мы поплывем по Черному морю на лодке, избегая таким образом долгого и опасного пути по суше.
— Если они соглашаются взять тебя с собой, — сказал Зеви, положив руку Робу на колено, — это для тебя самое лучшее. А повозку и лошадь продай.
Роб подумал и кивнул.
— Мазл!
[111]— негромко воскликнул довольный Зеви и разлил по чашам красное турецкое вино, дабы скрепить достигнутую договоренность.Из караван-сарая Роб поспешил на конюшню. Гиз, увидев его, открыл рот от изумления:
— Так ты яхуд?
— Яхуд.
Гиз боязливо кивнул, словно убедился в том, что этот колдун — джинн и может обернуться, кем захочет.
— Я передумал, продам я тебе повозку.
Перс закинул удочку, назвав цену во много раз меньше стоимости повозки.
— Нет, тебе придется заплатить настоящую цену.
— Тогда оставь свою разваливающуюся колымагу себе. Вот если захочешь продать лошадь...
— Лошадь я тебе дарю.
Гиз прищурился, стараясь понять, в чем здесь подвох.
— За повозку ты должен дать настоящую цену, а лошадь я даю тебе в подарок.
Роб подошел к Лошади и в последний раз погладил ее морду, молча поблагодарил за верную службу.
— Запомни и не забывай: эта лошадка работает охотно, но кормить ее надо вволю, чистить вовремя, чтобы не было никаких язв. Если к моему возвращению она будет вполне здорова, то и у тебя все будет идти хорошо. Но если станешь ее обижать...
Он пронизал Гиза взглядом, а хозяин конюшни побелел и опустил глаза:
— Я с ней стану хорошо обходиться. Очень хорошо, правда!
Много лет повозка была единственным домом Роба. И последним, что осталось от Цирюльника.
Почти все ее содержимое тоже надо было оставить, это входило в сделку с Гизом. Роб забрал свои хирургические инструменты и запас целебных трав. Маленькую деревянную коробочку с крышкой — для кузнечиков. Оружие. Немного вещей.
Ему казалось, что он все сделал правильно, однако уверенности поубавилось, когда рано утром он тащил холщовый мешок на спине по темным улицам. К Босфорской пристани он пришел, едва начало сереть, и реб Лонцано кисло поглядел на груз, давивший на плечи Роба.
На противоположный берег Босфора они переправились в