Лекарь. Ученик Авиценны

— Это сокращенно от Инцитата, скакуна, которого император Калигула так любил, что сделал жрецом и консулом [15]. Наш же Инцитат — добрый и резвый конь, особенно если учесть, что бедняга кастрирован, — объяснил Цирюльник и показал Робу, как надо ухаживать за мерином, протирать его пучками мягкой сухой травы, а затем дать напиться и пустить на выпас — и только потом заботиться о самих себе. Остановились они на открытом месте, на некотором удалении от леса, но Цирюльник послал Роба насобирать хвороста для костра, и мальчику пришлось совершить не один поход, пока он собрал достаточный запас. Вскоре костер уже потрескивал, а от подвешенного над ним котелка распространился аромат, от которого у Роба так и потекли слюнки. Цирюльник, не жадничая, сначала положил в железный котелок толсто нарезанные куски копченой свинины. Затем слил вытопленный шкворчащий жир и нарезал в него большую репу и несколько луковиц, добавил горсть сушеных тутовых ягод и щепотку трав. Когда обжигающая похлебка была готова, Роб ощутил восхитительный аромат, подобного которому еще не слыхивал. Цирюльник ел не спеша, наблюдал, как Роб жадно проглотил немалую порцию, и молча подлил ему еще. Огрызками ячменных лепешек они дочиста вытерли деревянные миски. Роб, не дожидаясь приказания, взял котелок и миски, пошел к ручью и вычистил их песком.

Вернул на место посуду, отошел к ближайшему кустику и пустил струю.

— Клянусь Господом Богом и пресвятой Богородицей, вот орган, весьма примечательный видом, — сказал неожиданно оказавшийся рядом Цирюльник.

Роб быстро прервал свое занятие и спрятал член в штаны.

— Когда я был совсем маленьким, — сказал он напряженным голосом, — у меня было омертвение... там. Мне рассказывали, что хирург удалил небольшой кусочек кожи на самом кончике.

— То есть обрезал крайнюю плоть, — сделал вывод Цирюльник с нескрываемым удивлением. — Ты был обрезан, как проклятый язычник!

Мальчик, очень обеспокоенный, отошел подальше. Он насторожился и ожидал, что за этим последует. Из лесу на них пахнуло сыростью; Роб развязал свой узелок, вытащил оттуда вторую рубаху и надел поверх той, в которую уже был одет.

Цирюльник снял с повозки две меховые подстилки, бросил на землю.

— Спать будем снаружи, а то повозка до отказа забита всякой всячиной.

В развязанном узелке Роба Цирюльник углядел блеск римской монеты и вытащил ее. Он не спросил, откуда взялась монета, а Роб не стал ему рассказывать.

— На ней есть надпись, — проговорил Роб. — Мы с отцом... нам показалось, что она подтверждает прибытие в Лондон первой когорты римлян.

Цирюльник всмотрелся в монету.

— Так и есть.

Он, несомненно, много знал о римлянах и уважал их, судя по имени, которое дал своему коню. Роба охватила неприятная уверенность в том, что он оставит монету себе.

— Там еще буквы, на другой стороне, — хрипло сказал он.

Цирюльник поднес монету ближе к огню (становилось все темнее) и прочитал надпись:

— IOX. Io значит «кричу». X — десять. Это римский обычай торжествовать победу: «Кричу десятикратно».

Роб испытал облегчение, когда монета вернулась к нему, и постелил себе возле костра. Одна подстилка была из овчины, ее он положил на землю шерстью вверх, а другая — медвежья шкура, ею Роб укрылся. Обе шкуры уже старые, с отвратительным запахом, но они его хотя бы согреют.

Цирюльник постелил себе сам, по другую сторону костра, рядом положил меч и кинжал — так, чтобы были под рукой при нападении или чтобы, со страхом подумал Роб, зарезать убегающего мальчишку. Цирюльник снял висевший на шее, на крепком ремешке, саксонский рог. Заткнув костяной пробкой нижнее отверстие, наполнил рог темной жидкостью из флакона и протянул Робу:

— Моего собственного приготовления. Пей до дна.

Пить это Робу не хотелось, но отказаться он побоялся. В семьях лондонских работников детишек не пугали букой, не таким уж опасным и злым, а вместо того рано учили, что бывают такие матросы и грузчики, которые не прочь соблазнить мальчика где-нибудь за заброшенными складами. Он знал детей, которые польстились на сласти и монетки, предложенные такими людьми, знал и чем им пришлось расплачиваться. Роб также хорошо усвоил, что обычно первый шаг к этому — опьянение.

Он попытался отказаться от второй порции жидкости, но Цирюльник нахмурил брови.

— Пей! — приказал он. — Это тебя успокоит.

И лишь когда Роб сделал еще два больших глотка и зашелся кашлем, Цирюльник был удовлетворен. Он забрал рог на свою сторону костра, прикончил флакончик, а за ним и другой, испустил газы и улегся. Еще раз взглянул на Роба.

— Доброго тебе отдыха, парнишка. Выспись хорошенько. Меня бояться тебе незачем.

Роб не сомневался, что это уловка. Лежал под вонючей шкурой и ждал, крепко сжав ляжки. В правой руке была монета. В левой руке он сжимал тяжелый камень, хоть и понимал, что, даже имея оружие Цирюльника, не сумел бы справиться с толстяком, а потому находится целиком в его власти.

Вдруг появилось убедительное доказательство того, что Цирюльник уснул. Как оказалось, он жутко храпит во сне.