Лекарь. Ученик Авиценны

О таком Роб даже и не мечтал. Ему хотелось объяснить главному лекарю, что он добрался до Исфагана, преодолев огромное расстояние, через множество чужих стран, справившись с невероятными трудностями, только для того, чтобы прикоснуться к краю одежды Ибн Сины. Вместо всего этого он просто кивнул:

— Я с радостью принимаю такое предложение, хаким-баши!

Мэри ничуть не возражала, когда он сказал ей об этом. Она уже достаточно прожила в Исфагане и даже не думала, что ее муж может отказаться от подобной чести. Ведь это сулило не только вполне приличный доход, но и несомненный почет и уважение, проистекающие от близости к тому, кого почитали как полубога, а любили больше, нежели царя. Когда Роб увидел, как жена рада за него, он привлек ее к себе, обнял.

— Я обязательноотвезу тебя домой, обещаю, Мэри. Но еще не сейчас. Пожалуйста, верь мне!

Она верила. Но признала и то, что если они здесь задержатся, то ей надо менять образ жизни. Она решилась сделать над собой усилие и уважать обычаи страны, в которой живет. С большой неохотой Мэри согласилась на обрезание сына.

Роб пошел за советом к Нитке Повитухе.

— Идем со мной, — сказала та и повела его за две улицы, к реб Ашеру Якоби, могелю [190].

— Значит, обрезание, — сказал могель. — А мать... — Прищурившись, он задумчиво посмотрел на Нитку, почесал свою бороду. — Мать из чужаков!

— Ну, не обязательно, чтобы это был брит [191]со всеми положенными молитвами, — возразила Нитка. Она уже совершила очень серьезный шаг — помогла «не нашей» женщине родить ребенка мужского пола — и теперь без труда взяла на себя роль защитницы. — Коль уж отец просит, чтобы ребенок был отмечен печатью Авраама, так это ведь благословение — провести обрезание, разве нет?

— Твоя правда, — признал реб Ашер. — А твой отец? Он будет держать ребенка на руках? — обратился он к Робу.

— Отец мой умер.

Реб Ашер вздохнул.

— А будут присутствовать другие родственники?

— Только моя жена. Здесь нет других родственников. Ребенка я буду держать сам.

— Такое событие надо отпраздновать, — мягко вставила Нитка. — Ты же не против? Мои сыновья, Шмуэль и Хофни, несколько человек соседей...

Роб согласно кивнул.

— Об этом я сама позабочусь, — заверила его Нитка.

На следующее утро она со своими могучими сыновьями-каменотесами первой появилась в доме Роба. Гинда, неприветливая торговка с еврейского рынка, пришла вместе со своим Длинным Исааком, седобородым задумчивым знатоком законов. Гинда по-прежнему не улыбалась Робу, но принесла с собой подарок — стопку пеленок. Яаков Башмачник со своей женой Наомой принесли бутыль вина. Пришел и Мика Галеви Булочник, а его жена Юдифь несла две огромные сахарные лепешки.

Держа родное маленькое тельце у себя на коленях личиком вверх, Роб не мог побороть сомнений, пока реб Ашер обрезал крошечную крайнюю плоть.

— Пусть малыш растет здоровым — и телом и душой — и творит в жизни одни добрые дела! — провозгласил могель, когда младенец пронзительно взвизгнул. Соседи подняли чаши вина и поздравили родителей. Роб нарек сына еврейским именем — Мирдин бен Иессей.

Мэри с отвращением наблюдала за каждым мигом этой церемонии. Через час, когда все гости разошлись, а они с Робом остались наедине, она обмакнула пальцы в ячменный отвар и прикоснулась к хнычущему малышу: ко лбу, подбородку и мочкам обоих ушей.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа нарекаю тебя Робертом Джеймсом Колем, — отчетливо выговорила она. Имя дала ребенку в честь его отца и деда. С тех пор она дома всегда называла мужа Робом, а сына — Робом Джеем [192].

Достопочтенному реб Мульке Аскары, торговцу жемчугом в Маскате— мой привет!

Ваш покойный сын Мирдин был моим другом. Да почиет он с миром!

Мы с ним вместе были хирургами в Индии, откуда я привез несколько вещей, каковые и посылаю Вам ныне с добрым человеком, реб Мойше бен Завилем, торговцем из города Кум, караван которого сегодня отправляется в Ваш город с грузом оливкового масла.

Реб Мойше передаст Вам нарисованную на пергаменте карту, где указано точное местоположение могилы Мирдина в деревне Каузамби — с тем чтобы Вы, если того пожелаете, могли когда-нибудь забрать его останки. Еще посылаю его тфилпин, которые он ежедневно повязывал на свою руку. Мне он рассказывал, что это вы подарили их ему, когда на четырнадцатом году он получил право участвовать в миньяне.Посылаю также доску и фигуры для шахской игры, за которой мы с Мирдином провели много радостных часов.

В Индии с ним не было других вещей. Похоронен он был, разумеется, завернутым в талес.Я молю Господа Бога, чтобы Он смягчил пониманием боль и тяжесть Вашей и нашей утраты. С его смертью свет ушел из моей жизни. Он был самым чудесным человеком, которого я ценил превыше всех прочих. Я не сомневаюсь, что сейчас он пребывает вместе с адашим,и надеюсь, что когда-нибудь удостоюсь снова быть с ним рядом.