Лекарь. Ученик Авиценны

Но на лице Тони играла улыбка, а никого из приспешников поблизости было не видать. Кроме того, Роб заметил, что теперь он стал чуть ли не на три головы выше и намного плотнее своего старого врага. Он хлопнул по плечу Тони, гада ползучего, и вдруг так ему обрадовался, будто в детстве они были закадычными друзьями.

— Пойдем в таверну, расскажешь о себе, — предложил Энтони, однако Роб не спешил: у него было только два пенса, подаренные купцом Бостоком за искусство жонглирования. Энтони Тайт понял его колебания:

— За выпивку плачу я. Уже год я получаю плату.

Когда они присели в углу ближайшего трактира и стали потягивать эль, Энтони рассказал, что он теперь плотницкий ученик.

— В распиловочной яме, — объяснил он, и Роб заметил, какой у Тони хриплый голос и землистый цвет лица.

Роб знал, что это за работа. Ученик должен стоять в глубокой канаве, поперек которой кладут бревно. Ученик тянет длинную пилу за один конец и весь день дышит опилками, которые так и сыплются на него. Плотник-подмастерье в это время стоит на краю ямы и работает пилой сверху.

— Похоже, для плотников трудные времена подходят к концу, — сказал Роб. — Я был в доме собраний цеха, там мало кто слоняется без дела.

— Лондон растет, — кивнул Тайт. — В городе уже проживает сто тысяч душ, каждый восьмой англичанин. Повсюду что-нибудь строится. Сейчас хорошо записаться в цех, в ученики — поговаривают, скоро будут создавать новую сотню. А ты ведь родом из семьи плотника...

— Нет, я уже прохожу обучение, — покачал головой Роб. Он поведал о своих странствиях с Цирюльником и в награду увидел зависть, вспыхнувшую в глазах Энтони.

Тайт заговорил о смерти Сэмюэла.

— А я за эти годы схоронил мать и двух братьев — оспа. Отец от лихорадки умер.

Роб печально кивнул:

— Я должен отыскать тех, кто остался в живых. В любом из лондонских домов, мимо которых я прохожу, может находиться последний ребенок, рожденный моей матерью перед смертью. Ричард Бьюкерел тогда пристроил его.

— Так, может быть, вдова Бьюкерела знает что-нибудь?

Это предположение Тайта заставило Роба поднять голову.

— Она снова замужем, за зеленщиком по имени Баффингтон. И живет теперь неподалеку отсюда, сразу за воротами Ладгейт, — подсказал Энтони.

* * *

Дом Баффингтона стоял на отшибе и этим уединением мог бы соперничать с новыми палатами короля, если бы не промозглая сырость, которой тянуло с болот у реки Флит. Да и сам дом был вовсе не палатами, а сбитой на скорую руку лачугой. За этой ветхой лачугой был устроен тщательно возделанный огород с грядками капусты и салата, окруженный со всех сторон влажной болотистой землей. Роб немного постоял, наблюдая за четырьмя невеселыми ребятишками. С мешками камней в руках они высматривали болотных кроликов вокруг огорода, над которым звенели тучи комарья.

Мистрис Баффингтон он отыскал в доме, она поздоровалась с ним, раскладывая собранную зелень по корзинам. Ворча, она пожаловалась, что кролики съели весь их доход.

— Помню я и тебя, и всю твою семью, — сказала она, разглядывая Роба так, словно он был редким и дорогим овощем.

Но когда Роб спросил прямо, она так и не смогла припомнить, чтобы первый муж называл ей имя или дом той кормилицы, которая приняла грудного младенца, нареченного Роджером Колем.

— И что же, никто так и не записал ее имени?

Должно быть, в его глазах промелькнуло что-то такое, от чего мистрис Баффингтон вскипела:

— Я писать не обучена. Отчего же вы,сэр, не узнали ее имя и не записали? Разве он не твой брат?

Роб мысленно спросил себя, можно ли винить в этом мальчишку в его тогдашнем положении, но не мог не признать, что доля правды в ее словах есть.

— Давай не будем ссориться, — улыбнулась она. — Ведь давно, в трудные времена, мы были соседями.

К удивлению Роба, она смотрела на него такими глазами, какими женщина смотрит на мужчину, и взгляд ее потеплел. Постоянный труд не дал ей располнеть, а в свое время, как разглядел Роб, она была по-настоящему красива. И летами не старше Эдиты.

Но тут же он с тоской вспомнил Бьюкерела, показную добродетель ее скудной милостыни, напомнил себе и о том, что эта женщина когда-то хотела продать его в рабство.

Он холодно взглянул на нее, пробормотал слова благодарности и вышел из дома.

* * *

В церкви Святого Ботульфа дверь отворил ризничий, старик с побитым оспой лицом и нечесаными седыми космами. Роб хотел повидать священника, который хоронил его родителей.

— Отца Кемптона перевели в Шотландию, тому уж десять месяцев.

Старик провел его на кладбище.

— Ох-ох, у нас тут уже все переполнено! — вздыхал он. — Ты не был здесь в позапрошлом году, когда свирепствовала оспа? — Роб покачал головой. — Повезло тебе! Столько людей умерло, мы каждый день с утра до вечера только и отпевали. Теперь на кладбище и места почти не осталось. А народ стекается в Лондон отовсюду, и человек быстро проживает те сорок лет, которые ему обычно отпущены.

— Но вам ведь больше сорока лет, — заметил Роб.