Лекарь-воин, или одна душа, два тела (СИ)

«Дурак я, дурак» — клял я себя за то, что начал копать братскую могилу прежде, чем проверил у пострадавших пульс или другие признаки задержавшейся в них жизни. Положив несостоявшуюся утопленницу на песок, побежал собирать траву, чтобы постель организовать. Расположив девушку на траве, начал осмотр. А-а-а, у нас ручка сломана, и к тому же правая, закрытый перелом. Не торопясь, сложил руку, в который раз помянув добрым словом Клавдию Ермолаевну. Затем в леске нашел поваленное сухое дерево, ободрал кору. Немного почистил, немного поотламывал, но удобный лубок у меня получился. Уложил в него руку девушки, и без фанатизма, обвязав веревкой, зафиксировал перелом в неподвижном положении. Теперь точно правильно срастутся кости, если девушка не станет конечностью сильно размахивать.

Вернулся к незасыпанной могилке, попросил прощения у покойников, и избавил их от одежды, она мне нужна — девушка совсем голая. Засыпал усопших, воткнул в холмик самодельный крест и, завершив похоронный обряд, прочитал «Отче наш».

В мокрую одежду, снятую с покойников, свою находку сразу не переодевал, зачем ей дополнительный шок, а развесил на ветках для просушки. Сам тем временем собрал побольше сухой травы, надежно укрыв ею девушку.

Пока моя находка находится в беспамятстве, нужно подумать о крыше над головой, и о хлебе насущном, в смысле о еде, к каннибализму я имею стойкое отвращение.

Углубился в лесок на десяток шагов и запутался в гибких и тонких стеблях кустарника чем-то напоминающего мне иву. Очень кстати он мне подвернулся, я умею из него делать круглый шалаш, Герасим научил. Вот только ножа у меня нет, а пускать на это дело скальпель, жаба зеленая не давала. Промучился, ломая руками тонкие стволы ивы, а потом загнал подальше мерзкое земноводное, и начал орудовать скальпелем. Не прошло и часа, как я сплел вместительный шалаш, вдвоем с девушкой поместимся. Потом, продираясь через заросли, выбрался вглубь леска. Чуть не начал танцевать от радости: нашел разлапистые молодые ели. Наломав приличный ворох веток, потащил их к шалашу, сооружать крышу. Отошел на пару шагов, полюбовался работой. Нормально получилось, от ветра защищает кустарник, а от возможного дождя защитят ветки ели. Набрал несколько охапок сухой травы, затолкал в шалаш, разровнял. Показалось мало, добавил еще, потом еще, короче под крышу заполнил. Придавил, разровнял, испытал, полежав несколько секунд. Нормально, не давит, и надеюсь, будет тепло.

Переодевать девушку без сознания тяжело, последний раз я это делал в прошлой жизни. Как ни тяжело, но надо. Одежда Дино и моряка высохла, и я решил облачить девушку в одежду купца. Да, не по размеру, да, ношенная, но все же лучше, чем лежать голой, проку от разорванной рубашки никакого. Оставил ее на ветошь, а может, на что-то другое использую. Удивительно, я ворочаю девушку во все стороны, а она не приходит в себя, может, в кому впала, так это очень серьезно, выйти оттуда получается не всегда.

Со всеми предосторожностями перенес девушку в новое жилище, уложил на траву, и травой же укрыл, набросав сверху одежду матроса. Пусть спит красавица, сил набирается, а я займусь костром. Готовить на нем пока нечего, но живой огонь предает уверенность в завтрашнем дне, и зверей отгонит, если появятся. Вспомнил древние приспособления, две палки, камень и слабый лук. Ввиду отсутствия камня, его пришлось заменить толстой веткой. На тысяче каком-то провороте, появился легкий дымок, а затем маленький язычок пламени. Возгорелось все же из искры хорошее пламя. Я не жадничал, натаскал толстого сушняка много. Эх, сейчас бы зажарить зайчика, да стрескать его в свое удовольствие. Но, вокруг летают только крупные птицы обломинго. Даже не заметил, как наступил вечер. Подбросил в костер несколько толстых веток, полез в шалаш, нужно ложиться спать, экономить силы, во сне их расход меньше. Откопал в траве девушку, проверил пульс. Нормальный пульс, и девушка теплая. Притянул ее к себе, обнял, и моментально уснул.

Глава 13

— А-а-а, — сквозь сладкий сон я внезапно услышал крик девушки на очень высокой ноте, вместо деревенского петушиного ку-ку-ре-ку или хотя бы соловьиной трели или на худой конец пения жаворонка. Ну, хоть какого-нибудь другого звука, хоть царапанья стекла или звук трения кусочка пенопласта по стеклу — все было бы приятней моему слуховому аппарату. Но этот дикий визг… О-о-о-о, этот визг сначала испортил мне все ощущения от пробуждения в тепле и сухости, так как вынужденные длительные водные процедуры выработали у меня еще большую любовь к родной суше и благотворно согревающему мой истерзанный организм теплу. Через мгновение, вспомнив все обстоятельства робинзониады, я был рад слышать такое изъявление благодарности. Жива, значит, красна девица, и ни в какой она не в коме, слава тебе, Господи!!

— Отпусти меня, отпусти, негодяй, мерзавец, отпусти, подлец, да как ты смеешь? Убери руки, иначе я… — кричала девушка, на немецком языке, барахтаясь и вырываясь из моих целомудренных объятий. — Где я? Что со мной? Что тебе от меня надо? Ты кто такой?