Лекарь-воин, или Одна душа, два тела

Таких испытаний я еще не испытывал в своих обеих жизнях. Я даже забыл о представляемом моим обостренным воображением выходом через дверь, с несущейся мне вслед фразой: «А вас…». Не замечая ничего вокруг, я тупо переступал ногами, следуя за сопровождавшим меня монахом. Меня даже не радовало то обстоятельство, что не опознан засланным в казачий стан «казачком». Во мне все умерло, оборвалось, упало куда-то глубоко-глубоко — не достать. Эти яркие, даже после перенесенных истязаний, глаза Игната будут сопровождать меня до конца моей жизни.

В сопровождении монаха вернулся в комнату, как в тумане, у меня перед глазами стояла последняя улыбка Игната. Сел на стул, и почувствовал, как у меня дрожат руки, да, изрядно я потратил сил, чтобы сдержать себя. Игнат-Игнат, мне так тебя жаль! Где-то ты все же оступился или кто-то предал тебя, раз оказался в пыточной. Видно, сведения о моей гибели достигли ушей отца Ионы, и он решил отправить нового ликвидатора в лице Игната. А, что, вполне логично. Я пропал неизвестно куда, а дело не ждет. Парень, конечно, с неба звезд не хватал, и с языками у него проблемы были, но зато смекалка у Игната была отменная. В этот раз и она не спасла от гибели, и помог ему в этом я, проявил, так сказать «милосердие». Надеюсь, Бог меня простит — я действовал во благо моему другу и по его просьбе. Если бы я не прекратил его мучения, страшно представить, сколько издевательств ему пришлось бы испытать… Царствие ему небесное, вряд ли мучители похоронят его по-человечески…

До утра я не смог уснуть и бесконечно повторял «Отче наш», умоляя принять отважную душу моего друга. День проходил в том же режиме, только в парке я провел дополнительную прививку дикой рицины, пусть быстрее начинает она работать с наступлением теплого времени — разозлили меня католики до невозможности.

Двухмесячное лечение окончено. Папа свеж и доброжелателен, радуется жизни, но не знает, что максимум через месяц-полтора отправится на небеса, скормил ему достаточно рицины. Я, по настоянию Папы, обучил своим приемам борьбы с подагрой его личного лекаря, которому он доверяет. Я же иностранец, и этим сказано все. Как говорят, баба с воза и волки сыты. Меня отпускали в Венецию. Естественно, за лечение никто мне золотого пиастра или медного бона не заплатил, только на прощание разрешили приложиться к рукам Папы и Мальдини. Может для нормального католика это и есть высшая награда за всю жизнь, но я предпочитаю иметь в кармане звонкую монету. К тому же я в душе все-таки православный. Ну, и ладно, отпустили, и слава Богу. Почетного эскорта в виде двух десятков швейцарских гвардейцев тоже не дали, сопровождал меня один только Ульрих, у которого закончился договор с Ватиканом, и он стал совершенно свободен. Капитан выполнил свою миссию, капитан может удалиться на родину. Надеюсь, «Иван Панкратович» будет частым посетителем папского парка…

Глава 17

Рим покинули в составе купеческого обоза — вдвоем путешествовать опасно, а в компании с охраной купцов есть вероятность попасть в Венецию без новых отверстий в организме.

Запаслись на весь путь основательно, аж две повозки нагрузили. В основном там были вещи Ульриха и кое-что из моего оружия — я купил несколько экземпляров отличного испанского оружия: шесть пистолей и четыре ружья. И еще, самую малость: шесть мешков трав и мха. В Венеции они стоят бешеных денег, а мне достались даром: я накопил за два месяца излишки из папских запасов.

Ночевали на постоялых дворах — купцы предпочитали отдыхать с комфортом. И правильно делали — холодновато стало, декабрь на носу. Господи, я уже полтора года скитаюсь по Европе, и не вижу свою любимую Людмилу! Интересно, она родила мне мальчика или девочку? Или сразу двух? Однозначно, уже родила и нянчит, ведь я скитаюсь намного дольше срока беременности. «Потерпи, милая, — произнес я мысленно, — подожду информацию из Ватикана, а потом тихо растворюсь за пределами Венеции, и поспешу к тебе».

— Что призадумался, Васент? — шутливо толкнул меня в бок Ульрих, когда мы сидели за столом и ужинали.

— Размышляю, как буду жить дальше. Пребывая в Ватикане, я некоторым образом растерял клиентов, обо мне могли уже забыть, а свято место пустым не бывает, захватят враз. И в Венеции, и в Вероне у меня были лечебницы, а сейчас не знаю, сохранились ли.

— Сохранились, не переживай. Это мне нужно было переживать в свое время, я даже хотел наложить на себя руки, а потом наобум пришел к тебе с проблемой, и ты мне помог. Не просто помог, а вернул жажду к жизни. Знаешь, иногда, глядя на себя в зеркало, я нахожу, что стал вполне симпатичным человеком, — усмехнулся Ульрих.

— Обычно свое творение хвалить у лекарей не принято, но вынужден с тобой согласиться. Ты действительно, красавец-мужчина, такому любая девушка не откажет.

— Мне любая не нужна, мне нужна такая, которая бы стала второй моей половиной.

— Какие твои годы!? Найдешь суженную. Главное, чтобы родители ее приняли.