Лекарство

Таким больным местом для Оли был ее сын. Кирилла она любила как единственного и, возможно, последнего ребенка. С мужем они были одногодками и в недалеком будущем возможность родить второго тускнела быстрее мелькающих за окном фар крошечных машин, уносящих водителей по неотлучным ночным делам. Григорий прекрасно знал о глубоких материнских чувствах Оли. Сам он редко проводил с Кириллом время, целиком поглощенный своей научной работой, предоставляя воспитательный процесс матери. И уж точно нового возмутителя спокойствия в доме не хотел.

– Опять ты за свое? – вскричал он. – Я же тебе сто раз говорил, что никаких младенческих криков в доме не потерплю. В такое время! Когда мы успели вкусить вкус успеха… тьфу, заговариваюсь с тобой. Шла бы ты спать. Эта тема закрыта.

– А что же Кирилл? Разве ты не видишь, что с ним творится что-то неладное?

– Да этот мелкий мне сегодня сорвал всю презентацию своей истерикой. Не хватало мне теперь твоих криков и метаний.

– Надо же что-то делать, а не сидеть, – всхлипывая, запричитала Оля. – Все на него жалуются, говорят о нем ужасные вещи. Но я-то знаю, что он не такой. Он – добрый мальчик. Переходный возраст? Или нет? Я не знаю. Со мной он давно толком не разговаривает. «Пока, мам» – и побежал. Поговори с ним, Гриша, ты же его отец.

– Да некогда мне, Оля, не вцепляйся в меня, говорю!

– Не хочешь ты – значит завтра сама отведу его в частную клинику. Пусть сделают полное медицинское обследование, – предложила давно что-то заподозрившая мама.

– Не сметь! – Григорий позеленел, щеки ввалились, как у покойника, что на фоне кромешной тьмы на кухне напугало Олю до полусмерти.

– Вот ты сейчас опять становишься, как тогда! – крикнула она в отчаянии.

С подоконника полетел горшок с фиалкой, разбрызгав желтенькие и сиреневые головки по полу у ног сцепившейся семейной пары. У Оли случился нервный срыв, а Григорий бегал по кухне, высматривая, что еще разбить, выискивая то, что наиболее дорого было бы жене. За спиной у него хлопнула дверь комнаты, и подуло сильным сквозняком. В коридоре раздался топот ног и лихорадочное сбрасывание вещей.

Григорий рванул из кухни, бросив Олю плакать на том самом стуле, о который она и споткнулась, входя сюда.

– А ну стоять! – закричал Григорий, увидев, что сын с курткой под одной мышкой, рюкзачком и ботинками под другой, выбегает из квартиры на лестничную клетку. – Тебя никто не отпускал, маленький мерзавец! Быстро вернись, сию секунду, кому говорю?

Но последние звуки крика потонули в быстром перестуке бегущих ног Кирилла, который стремительно спускался, стремглав проскакивая ступени и пролет за пролетом этажей. Даже если бы отец сел сейчас на лифт на пятнадцатом этаже, то и тогда не успел бы догнать удирающего от очередной ссоры сына. Кирилл знал, чем всё это драматическое представление заканчивается и хотел быть как можно дальше от дома в этот момент. Где был тот теплый дом, где жили уют и любовь в семье?

– Вот бы найти такое место! – воскликнул Кирилл самому себе, отгоняя как дикого зверя наваливающуюся тяжелую печаль, стараясь изо всех сил приободриться, не раскваситься. – Уж где-где, но только не там, позади…

Выходя из подъезда, он обернулся и долго, до зябкого морозца в коленках, смотрел на родное, знакомое до боли окно.

– Знакомое до боли, – повторил Кирилл мысль, и, развернувшись, бодро зашагал в ночную тьму.

Глава 5. В компании друзей.

Было далеко за полночь, когда Кирилл, запыхавшись, вошел под густую сень могучего дуба, росшего посреди двора. Двор этот среди местных носил гордое название «Лисья нора» во многом благодаря тому, что имел арочный вход. И вошедший сюда попадал в какое-то окружение высоток, где каждая из них глядела на двор своей спиной и запасным выходом. Но из-за общей непривлекательности, запущения, завала мусора и выходом на улочку, не являющуюся транспортной развязкой, жители домов предпочитали здесь не ходить. Вот это место и облюбовала для своих сборов ватага мальчишек.