Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец

Во-первых, возникает непримиримая конфронтация между государством и Обществом, а это значит, что борьбу за сердца и умы режим проигрывает.

Во-вторых, пока на страницах подцензурной печати скрещивают копья либеральные реформаторы и реакционные контрреформаторы, в недрах быстро растущего рабочего класса набирает силу «третья идеология» – коммунистическая. Не пройдет четверти века, и она победит. Последствия для страны будут драматическими.

В этой связи самый главный вопрос, который встает перед нами сто с лишним лет спустя: можно ли было эту трагедию предотвратить?

Революцию – вряд ли. Глобальный кризис 1914–1918 годов разрушил все так называемые «сильные» монархии, которые оказались не приспособленными к реалиям ХX века. И первой развалилась самодержавная российская.

Поэтому вопрос следует сформулировать иначе.

Революции бывают разной разрушительной силы. Неизбежна ли в России была именно коммунистическая революция, которая уничтожила старый мир «до основанья», а затем создала новую диктатуру, в сто раз хуже прежней?

И, если посмотреть с этого ракурса, политический курс Александра III предстает в совсем не радужном свете.

Консервативное правительство занималось консервацией прежде всего существующей социальной структуры, видя в нарушении сословных перегородок главную опасность для стабильности. По сути дела такая политика была направлена против формирования среднего класса, доступ в который ограничивался для низших слоев при помощи специально учрежденных препятствий. К ним относились сложность получения образования («циркуляр о кухаркиных детях») и – для крестьян – привязанность к общине. Это была осознанная установка на то, чтобы средний класс развивался помедленней, не набирал слишком большой силы.

С одной стороны, правительство абсолютно справедливо боялось укрепления среднего класса, который неминуемо потребовал бы участия в государственной жизни, как это ранее произошло в европейских странах. Любая представительная власть означала бы ущемление самодержавия и в конечном итоге его свержение, то есть революцию.

Но буржуазно-демократическая революция и революция пролетарская – потрясения совершенно разного калибра. Средний класс немыслим без частной собственности, поэтому если бы он к 1917 году составлял большинство, всё, вероятно, закончилось бы февралем. Россия продолжила бы существовать в виде демократической республики и обошлась бы без гражданской войны, без тоталитарного режима. Однако к моменту падения монархии процент населения, жизненно заинтересованного в демократической форме существования, был слишком мал, и власть перейдет к правителям иного толка.

В совсем «сухом остатке» историческая роль Александра III сводится к тому, что этот государственный деятель успешно справился с «либеральной угрозой», продлив жизнь самодержавия, но при этом вырыл монархии еще более глубокую яму, куда Россия меньше чем через четверть века и провалится.

Следующий царь будет метаться между курсом отца и курсом деда, повторяя ошибки того и другого. Но это уже тема следующего тома.