Лекарство для Люс

Дама посторонилась. Гектор и Пьер вошли в пахнущий керосином и капустой полумрак. Пока они искали дорогу в темных закоулках, Пьер дважды стукнулся о сундуки, запутался в сыром белье и сбил плечом велосипедную раму. Жилье Николая Ивановича - узкая непомерно длинная комната с высоченным потолком - оказалось в конце сложной сети коридоров. Хозяин сидел у единственного окна за столом, рабочим и обеденным одновременно. На углу его стыл стакан бледного чая. Меж грудами книг и стопками исписанных листков голубоватой бумаги выглядывали кусок затвердевшего сыра, банка с остатками варенья, плетеная тарелочка с растерзанным хлебом. Бритый человек в круглых железных очках близоруко сощурился, протягивая мягкую сильную руку.

Выслушав историю Пьера, Николай Иванович задумался. Гектор и Пьер сидели на шатких стульях, а хозяин, стоя у стола, рассеянно ворошил бумаги. За стеной плакал ребенок. "Несчастье ты мое", - явственно произнес высокий женский голос. Грянули в дверь, раздался зловещий крик: "К телефону!" Пьер вздрогнул.

- Простите, - сказал Николай Иванович, выходя.

Вернувшись через пять минут, он сконфуженно объяснил:

- Домоуправ. Просит, чудак, чтобы я жильцам лекцию прочитал. О международном положении. - Он сокрушенно махнул рукой, забарабанил по столу. Потом воскликнул: - Что ж это я! Сейчас чай поставлю. Вот у меня и повидло...

- Нет, нет, спасибо. Мы только что из чайханы, - сказал Гектор.

- Ах так, - пробормотал Николай Иванович. - Ну а Харилай? Харилай что вам сказал?

- Он предлагает собрать Всемирный Совет.

- И правильно! - обрадовался Николай Иванович. - Вот и я так считаю. А вы, вы-то сами как думаете, голубчик?

Утром явился связной от соседей справа и сказал Дятлову, что они отходят на юг и через десять - пятнадцать минут с их стороны надо ждать немецкие танки.

- Мы перехватили радиограмму бошей: они собираются отрезать нас от Дрома. Речь шла о десанте.

- Похоже, только мы мешаем немцам замкнуть кольцо, - сказал Дятлов Декуру, когда связной ушел. - Пройдите по траншеям, Жак. Поговорите с ребятами. Сейчас будет... Да что там, сами знаете.

Декур исчез.

- Базиль, - сказал вдруг Пьер, - что вы тогда говорили про будущее?

- Тебе не хотелось бы слетать на тысячу лет вперед, малыш? В гости.

- Сказки, Базиль.

- Вовсе нет. Ладно, мы еще потолкуем об этом. А сейчас... - Дятлов обернулся к д'Арильи, - уходите, право. Эрвье вас ждет.

- Подождет.

Д'Арильи остался. И был убит в самом начале боя. Тихо скользнул по стенке траншеи и сложился на дне, устроив голову на горке пустых пулеметных лент.

А когда немцев отбили, пришел Буше.

- Представь себе число песчинок на этом берегу. - Широкое движение руки над охристой уходящей вдаль полосой, и взгляд Пьера послушно оторвался от нежной зелени миртовой рощи, следуя за приглашающим жестом. - Число капель в этом море. Представь себе пустоту. Всякая мысль есть мысль о чем-то. Чтобы мысли рождались и жили...

Волны мерно ударяли в берег, на секунду возникала и таяла белая молния пены.

- Мыслимые же формы суть идеи, сущности вещей. Идеи блага, истины, красоты - это сущие реальности, но они бестелесны, мир их совершенен и вечен. - Курчавый бородач в белом хитоне светлыми глазами смотрел на Пьера.

"Суть, сущие, сущности". Пьер потерянно моргал.

- Не люди ли придумали эти идеи, Платон? А ведь люди не вечны, - сказал юноша с широким гладким лицом.

- Я отвечу тебе так, Харитон. Души вещей живут до своих жалких воплощений, наряду с ними и после них. А людям, - Платон поднял палец, свойственно стремление обратить свою смертную природу в бессмертную и вечную, идеальную. Что есть счастье, свобода, жизнь человека в сравнении с государством, то есть идеей человеческого сообщества!

На всхолмии под высоким синим небом стоял беломраморный храм. Шесть кариатид западного портика смотрели в море, второй портик легкой ионической колоннадой открывался им навстречу.

За спинами учеников мелькнула голубая туника Елены. Она перехватила взгляд Пьера и подошла.

- Вам не нравится?

- Что вы, напротив, - сказал он. - Где мы?

- В Пирее, - прошептала она.

- А мне показалось...

- Да ты меня не слушаешь! - загремел философ, но сразу же смягчился. Ты, видно, утомлен дорогой, и мысли твои рассеяны. Я понимаю твое нетерпение: попасть сюда в пору жатвы в год великих Панафиней и пропустить облачение Паллады в пеплос - это невозвратимая потеря. Ступай же, не теряй времени.

Толпа учеников двинулась вслед за Платоном к храму, оставив Пьера с девушкой на развилке дорог. Он снова взглянул на портик, перед глазами встала картинка из школьного учебника.

- Ведь это Эрехтейон?

- Да, - сказала Елена.

- Так он ведь в Афинах. А вы сказали, мы в Пирее.

- Какой вы, право, педант. Это во Второй зоне, где властвует Кукс, там все до ниточки, до последнего гвоздика... У нас проще. Разве этот холм над морем не лучшее место для такого храма? Идемте скорее, а то мы пропустим самое интересное.