Лекарство от долгой жизни

Она позвонила в колокольчик, явившейся горничной приказала принести сока и фруктов. Откинувшись в кресле и закинув ногу за ногу, Александра Егоровна рассматривала Шумилова. Домашняя туфля с загнутым на турецкий манер острым носом покачивадась на босой ноге. Длинные русые волосы были небрежно заплетены в рыхлую косу. Откуда-то появился здоровый белый котище-перс, он нагло взгромоздился на колени хозяйке и, блаженно жмурясь от ласкового поглаживания за ухом, заурчал, точно трансформатор. По причине раннего, по понятиям её круга, утра, Александра Егоровна была одета и причёсана по-домашнему, без церемоний. Молодость и свежесть всегда привлекательны, даже в такие «непарадные», непредназначенные для постороннего глаза минуты.

— Я должен извиниться за долгое отсутствие, — проговорил Шумилов. — Дела потребовали моего срочного отъезда в Петербург. Кстати, там я занимался, в том числе, и вашим делом.

— В самом деле? Как это интересно… У нас здесь такая тоска, — отозвалась Максименко. — Как там Петербург, вы наблюдали что-либо интересное?

Шумилов озадаченно задумался. Он не знал, как ответить на последний вопрос, а, кроме того, его смутило то обстоятельство, что Александра Егоровна не проявила ни малейшего любопытства относительно результатов его поездки.

— В Петербурге сыро, на редкость холодно и скучно. Даром что середина июля. Студенты на каникулах, чиновники — на дачах, гвардия — на манёврах. Решительно не знаю, что можно рассказать, дабы вас развлечь.

Неслышно вошедшая с подносом горничная принесла графин сока, судя по цвету, апельсинового, и большое блюдо с фруктами: ананасом, апельсинами, яблоками, веткой чёрного винограда.

— Попробуйте нашего сока. Мы его сами давим из померанцев и добавляем лимон. Очень вкусно! — предложила Максименко. — Заодно и мне налейте.

Она внимательно смотрела на Шумилова, и во взгляде её читалось лукавство, кокетство и Бог знает, что ещё. Алексей слегка опешил и, понимая, что слова собеседницы в данном случае живут какой-то своей, абстрактной жизнью, ничего не имеющей общего с тем, что на самом деле она думает и хочет сказать, включился в эту игру. Словно бы не замечая провоцирующего взгляда, обнажившихся до самых плеч рук Александры Егоровны, Шумилов принялся деловито рассказывать о Петербурге, о своём кратком путешествии, о результатах посещения «Общества взаимного поземельного кредита».

— Я составил выборку из вариантов, которые могли бы представить интерес для вас, — Алексей Иванович извлёк из внутреннего кармана записную книжку. — Давайте, я вам продиктую, а потом мы с вами их обсудим.

— А может, вы мне сами всё напишите? — спросила Максименко.

В планы Шумилова никак не входило оставлять в доме этой женщины образец своего почерка. Не потому вовсе, что он опасался какой-то провокации или подлога, а просто в силу той рефлекторной осторожности, что с некоторых пор сделалась его второю натурой.

— Уж извините меня, Александра Егоровна, — как можно мягче ответил Шумилов. — Но сие никак не возможно. Во время переговоров каждая из сторон свои деловые записи ведёт сама.

— В самом деле? Ну, давайте я запишу, — согласилась Максименко. Опустив кота на пол, она извлекла из письменного стола лист бумаги и приготовилась писать. — Начинайте с самого крупного поместья.

Под диктовку Шумилова она принялась покрывать лист крупными нечитаемыми каракулями, высовывая при этом язык и старательно сопя. Эпистолярные потуги купчихи-миллионщицы повергли Шумилова в состояние, близкое к шоку; он не мог поверить своим глазам. «Господи, да тут не то, что женской гимназии, тут и двух классов образования нет, — потрясённо подумал Алексей Иванович. — И она ещё что-то там лепетала о германских университетах и чтении Сенеки по-латыни!»

В течение четверти часа Александра Егоровна усеяла лист буквами-уродцами и многочисленными кляксами. Видимо, устав писать, она спрятала язык, закрыла рот и махнула рукой.

— Ну, пожалуй, шести этих вариантов хватит. Дальше, я вижу, уже мелочь идёт.

Развлекаясь, она принялась пририсовывать кляксам ножки, усики и крылья, отчего лист оказался вскоре усеян отвратительного вида тараканами, клещами и божьими коровками. Занятие это необыкновенно позабавило купчиху, и она с искренним удовольствием марала листок дальше. Шумилов старался не выказать своего чрезвычайного удивления увиденным, но в глубине души был сражён зрелищем взрослой женщины, развлекающейся, точно шестилетний ребёнок. В конце концов, Александра Егоровна с видимой неохотой отложила изрисованный насекомыми листок и позвала кота:

— Ну-ка, Пират, иди ко мне, иди к мамочке, шельмец.

Шумилов принялся рассказывать Александре Егоровне о достоинствах и недостатках тех шести поместий, что она выписала на лист, но быстро смолк, так как понял, что женщина его не слушает. Максименко рассеянно и невпопад кивала: «Ага… угу… Да-да», но было видно, что мысли её где-то далеко. Тогда Шумилов наколол широкой фруктовой вилкой ломтик ананаса и принялся его жевать. Александра Егоровна немедля оживилась и подалась всем телом к столу.