Лекарство от долгой жизни

Возьмите, сверьте, дабы быть уверенной в том, что я не блефую. А я не могу оставить эти кредитки у себя, ведь они — плата за смерть.

Госпожа Максименко взяла деньги в руки, механически их пересчитала. Было видно, что мыслями она где-то очень далеко. В эту минуту вид она имела ошарашенный, в голове у неё, видимо, была полнейшая каша. Внимательно наблюдавший за ней Шумилов заметил, как её лицо и бело-мраморная шея начали медленно покрываться багровыми пятнами.

— Так это вы были у Гунашихи? — выдохнула она, наконец. — С бакенбардами…

— И, кстати, не только там.

— Но ведь Блокула умер, — пробормотала Александра, словно в оцепенении. — Он ещё в июле умер, мне Гунашиха сообщила.

— Представьте себе, он умер после встречи со мною. Но перед смертью мы с ним обстоятельно поговорили.

— Вы его убили?

— Сейчас речь не обо мне, Александра Егоровна. Но могу сказать, что в отличие от вас, я защищался в открытом бою, а не травил трупным токсином доверившегося мне человека.

Госпожа Максименко какое-то время молчала, то ли справляясь с растерянностью, то ли, наоборот, наливаясь гневом, затем неожиданно крикнула:

— Ну, что, ничтожество! Ты, может, наконец, сделаешь хоть что-то как мужчина?! Или так и будешь по щелям жаться?!

Слова её были адресованы вовсе не Шумилову.

Одна из трёх дверей, ведущих в гостиную, приоткрылась, и на пороге появился Аристарх Резнельд. Недобрая улыбка змеилась по его тонким губам. Он был облачён в роскошный атласный халат, пистолет в правой руке был нацелен на Шумилова.

— Семейка в сборе, — усмехнулся Алексей Иванович. — Уж не знаю, как правильнее вас назвать: цирк уродов или парад убийц?

— Аккуратнее в выражениях, господин Шумилов, — грозно провозгласил Резнельд, пошевелив дулом пистолета.

— В самом деле? А что вы мне сделаете? Трупного токсина у вас под рукой нет… Ах, ну да, у вас пистолет… Кстати, осторожнее с пистолетом, он может выстрелить. Это самая большая глупость, какую только можно придумать: стрелять в середине дня в номере-люксе гостиницы «Европа». Вам не миновать каторги, поверьте мне как юристу. Может быть, воспользуетесь кочергой: вот камин, а рядом прекрасный золочёный каминный набор, кочерга, щипцы и, кстати, очень хороший топорик. Может, попробуете топорик, господин Резнельд?

— Ксаня, я его убью, — прорычал немец.

Максименко промолчала, а Шумилов засмеялся. От души, по-настоящему, сейчас ему стало действительно весело. Немец, видимо, совсем не понимал сложившуюся ситуацию.

— Господин Резнельд, ваша зазноба только и ждёт, чтобы вы меня убили! Понимаете вы это? В создавшейся ситуации это для неё наилучший выход из положения. Всё будет свалено на вас — и убийство Николая Максименко, и убийство Алексея Шумилова. Ей нужна сцена африканской ревности, неужели же не ясно. Ну, станьте же наконец Оттело, или Атиллой…

Ведь именно так называла вас Ксаня!..

— Ах ты, сволочь притворная, ах ты, гад! — процедила Александра Егоровна. — Что б ты сдох, чтоб тебя черви ели!..

— Не сегодня, госпожа Максименко, не сегодня. Я, собственно, явился к вам по делу, а вовсе не для того, чтобы пустые разговоры разговаривать и выслушивать базарную пошлейшую ругань. Хочу довести до вашего сведения, что счёт-депо, открытый вами в «Учётно-ссудном банке», сегодня утром арестован по прямому распоряжению директора Департамента полиции Вячеслава Константиновича Плеве.

— Что-о-о?! — синхронно выдохнули Резнельд и Максименко. Аристарх как будто бы даже всхлипнул, или это только показалось Шумилову?

— Да-да, представьте себе. Я всегда бью негодяев по самому больному месту. У вас самое больное место — кошелёк. Так что теперь у вас этих денег нет. Не далее как вчера я встречался с господином Плеве, и его превосходительство принял решение распорядиться о приостановке всех операций со счётом. Сегодня утром чиновник для особых поручений господин Блок имел встречу с председателем правления банка и довёл ему под роспись данное решение.

Резнельд неожиданно повернулся к Александре Егоровне и прорычал:

— Это всё ты, ты, дурища! Я тебе говорил не иметь дела с Шумиловым! Я тебя заклинал не верить ему! А ты всё вертела перед ним задом, все думала, что умнее всех! Как же — сладкая да сдобная, одни титьки чего стоят, а главное — миллионщица! Думала, что любого купишь с потрохами!

— Заткнись! — в голос заорала Александра Максименко, даже не пытаясь сдержать себя. — Я не хочу ничего слышать! Всё началось с тебя, тщедушный, рахитичный уродец! Если бы ты не влез со своим мышьяком и не взялся за дело сам, когда я тебя просила предоставить всё мне…

— Никакого мышьяка не было, дура! Я уже устал повторять, мышьяка не было вовсе! Я никого не травил, хватит возводить на меня напраслину! Лучше разберись со своей не в меру деловой мамашей!

— При чём тут маменька? Её вообще не было в Ростове, когда умер Николай. А вот ты был! Этот мышьяк тебе покоя не давал! Это у тебя руки чесались!

— Я повторяю, дурища, я не травил мышьяком твоего дурачка-мужа! Не прикасался я к мышьяку! — Резнельд с досады даже ногами по полу затопал.