– Не нужно, молодой человек. Не нужно его успокаивать. Вот вы сейчас его по головке погладите и пойдете своей дорогой. А он потом целый месяц тосковать будет и спрашивать, когда к нему тот добрый дядя придет. И интересоваться – может быть, он и в самом деле его папа? И что я ему отвечу?
Парень промолчал, а тетка, выдержав надлежащую паузу, завершила свою речь:
– В том-то и дело, что ответить ему будет нечего. Ох уж эта ваша доброта, эта жалость на расстоянии… Все вокруг такие добренькие! Только как до дела доходит, каждый тысячу причин найдет, чтобы откреститься… Пойдем! – Она дернула мальчишку за руку, и тот послушно засеменил вслед за ней, безуспешно пытаясь подстроиться под ритм широких и быстрых шагов.
Парень стоял, молча глядя им вслед, и нервно теребил пальцами провод от наушников. Отойдя на несколько шагов, мальчишка вдруг обернулся и посмотрел на него.
– Эй, ребенок… – начал было он, только не знал, что нужно сказать дальше. Просто попрощаться было бы глупо. – Ребенок, скажи… Зовут-то тебя как?
– Пашка, – всхлипнув, тихо ответил тот и отвернулся.
– Ну, прощай, значит, Пашка…
Через минуту он уже смешался с толпой детей, и вскоре все они скрылись за воротами парка. Гомон детских голосов и окрики воспитателей стихли, растворившись в уличном шуме. Словно и не было ничего.
А парень так и стоял, безуспешно пытаясь справиться со странным, незнакомым ему прежде чувством беспомощности перед неотвратимой жестокостью окружающего мира.
Несмотря на то что ему отчаянно хотелось проснуться, сон все продолжался. Правда, теперь, во второй своей части, он был уже лишен той целостности и последовательности в отражении событий.
В этом сне он всегда видел Лилю. Ее синие глаза и пшеничные волосы, струящиеся у него между пальцев. Он так любил перебирать эти волосы, подносить густые пряди к лицу и вдыхать их запах. Запах диких луговых трав и цветов. Он часто говорил ей о том, что волосы ее пахнут цветами, а она, смеясь, отвечала, что это просто шампунь. И даже иногда показывала ему бледно-зеленый пузырек, водила тонким пальцем по написанным строчкам, сквозь смех повторяя: «Экстракт ромашки… экстракт шалфея… масло чайного дерева…» А под конец добавляла совершенно непонятное, диковинное какое-то слово «октопирокос». Ему нравился ее смех. Взгляд послушно скользил по строчкам, выискивая на этикетке всю «прозу жизни»: «восстанавливает жизнеспособность волосяных фолликулов, стимулирует микроциркуляцию…»
Но для него это было не важно. Он-то знал, что шампунь здесь ни при чем. Что эти волосы цвета пшеницы сами по себе пахнут дикими цветами и травами, и загадочный «октопирокос» не имеет к этому аромату никакого отношения.
Даже теперь, спустя столько лет, во сне он чувствовал этот волшебный запах. Но теперь он казался предвестием беды, и глупое сердце сжималось в тоскливом предчувствии. Глупое сердце. Ведь сколько раз он уже видел этот сон? Сто, а может быть, тысячу? Пора бы уже привыкнуть к тому, что хеппи-энда не будет в этой истории. Все закончится так, что хуже не бывает… Пора привыкнуть и перестать выскакивать из груди, протестуя против давно утвержденного, неизменного сценария. Так нет ведь…
Он видел Лилю, слышал ее смех, вдыхал запах ее волос. Чаще всего в своем сне он видел ее у воды, в парке. Солнце купалось в мутной голубизне пруда, бликуя золотыми пятнами. Играло с Лилькиными волосами, делая их совсем золотыми. «Если б я умел это, я нарисовал бы тебя там, где зеленые деревья и золото на голубом…»
Рядом с ней, непременно держа за руку, стоял тот самый парень. В ярко-оранжевой футболке навыпуск, со спортивной сумкой через плечо и очках с розовыми стеклами. Широкие джинсы, в одном ухе – наушник, а другой наушник у Лильки. Они всегда слушали одну музыку на двоих, часто ходили по улицам «на поводке», вызывая по-доброму завистливые взгляды у пожилых людей и насмешливые – у молодежи. Но насмешки не задевали. Потому что для них было важно слушать одну музыку на двоих.
Потом музыка обрывалась. «Я думаю, – слышал он Лилькин голос, – что нам нужно пойти познакомиться с этим Пашкой. Если он тебе так понравился…» «Да не то что понравился, – смущенно бормотал в ответ парень в оранжевой футболке. – Просто жалко его стало… Прикольный ребенок, знаешь…»
У Лильки было доброе сердце. Оно готово было вместить в себя весь мир, прийти на помощь каждому, кому только эта помощь требуется. Абсолютно безвозмездно…