Лекарство от любви – любовь

На поиски спичек ушло минут пять. На поиски пряников – еще пять. Чайник на плите закипал ужасно медленно – газ стелился вокруг ободка конфорки тоненькой змейкой. Так почти всегда бывало ранней весной, когда на улице еще холодно, а центральное отопление уже отключено – все начинали спасаться газовой плитой, зажигая одновременно все конфорки и духовку в придачу. На всех желающих отогреться газа хватало с трудом. Электрического чайника у Германа не было, поэтому пришлось смириться с заторможенностью процесса и заняться изучением окрестных пейзажей, пытаясь разглядеть их в абсолютно черном проеме окна.

Четко были видны только звезды. Герман от скуки даже попытался посчитать их, три раза сбивался со счета и три раза начинал считать сначала. Полученная цифра «тридцать девять» символичной не показалась и ни о чем не говорила. Но время Герман все-таки убил – пока он изображал из себя звездочета, чайник успел нагреться практически до температуры кипения. Отыскав в шкафу с посудой вполне приличную, даже, кажется, хрустальную вазочку, он наполнил ее до верха шоколадными пряниками, выложив их красивой горкой. Поставил на поднос вазочку, две чашки, сахарницу, выложил чайные ложки – к этому времени чайник уже исходил паром. Немного подумав, налил в каждую чашку среднюю порцию заварки, плеснул кипятка и, осторожно ухватив поднос за бока, медленно направился в комнату.

В дверном проеме ему пришлось остановиться. На губах замерло что-то типа: «Прошу к столу», или «Ну вот, чай готов, извини, что так долго пришлось ждать…», или какая-то другая подходящая к ситуации фраза.

Потому что ни одна из этих фраз к ситуации никак не подходила. Кристина, переместившись с кресла на диван, лежала в обнимку с котом, поджав под себя ноги. И – спала.

И кот, доверчиво склонивший на плечо барышни свою лобастую, кремово-белую морду, спал тоже. Шоколадного цвета хвост свисал с дивана тонкой плетью.

Герман тихонько присвистнул: ну и дела!

За десять вместе прожитых лет хозяин наблюдал у кота такую щенячью покорность впервые. Диагноз не вызывал сомнений: кот влюбился. Или сошел с ума, хотя по большому счету это одно и то же.

Развернувшись на сто восемьдесят, он отправился с подносом обратно на кухню. Поставил на стол, отхлебнул из чашки горячего чая и снова подошел к окну – видимо, для того, чтобы выяснить, не пропала ли какая-нибудь учтенная им звезда и не появилась ли новая.

Звезд стало больше – это было видно сразу, без всяких подсчетов. На пятьдесят шестой звезде он сбился, но пересчитывать снова не стал. Вернулся в комнату, застал там прежнюю картину. Кот лежал, затаив дыхание, и таял в объятиях незнакомки. Оставалось только одно – достать из шкафа единственный имеющийся в доме плед и накрыть им сладкую парочку. Что Герман и сделал, с великой осторожностью, проклиная скрипучую дверцу. Впрочем, на скрип не прореагировал даже Степан, окончательно позабыв о своей кошачьей и в общем-то хищнической сущности.

Накрыв Кристину и небольшую часть кота пледом, Герман почесал затылок и отправился на балкон, где стояла раскладушка. Раскладушка, за сроком многолетней невостребованности, оказалась пыльной. Минут двадцать ушло на то, чтобы привести ее в порядок. Постельное белье нашлось быстро – еще накануне он забрал из прачечной три комплекта, а вот с одеялом были проблемы. Кроме пледа в доме только кожаная куртка на меховой подстежке, которую Герман носил зимой, могла выступить в роли одеяла. Непривычной для нее роли, но что ж поделаешь…

Герман достал куртку из шкафа, бросил сверху на постель. Выглядело все это удручающе, но не идти же теперь ночевать к соседям?

В последний раз вернувшись в комнату, он пожелал спокойной ночи – телефонному аппарату, капризной «машине желаний», которая в этот вечер проявила к нему минимум благосклонности; коту, влюбленному в Кристину, самой Кристине, которая, наверняка завтра будет очень долго удивляться и извиняться…

Выключил свет и закрыл дверь поплотнее. Вернулся на кухню, допил остывший чай и лег на раскладушку, которая отчаянно заскрипела под ним. Снова подумал, пытаясь распределить сомнительное тепло кожаной куртки на все тело: ну и дела…

И почти сразу забыл – и про предателя-кота, который десять лет спал с ним на одной подушке, и про скрипящую раскладушку, на которой было так неудобно, и даже про звезды, которые равнодушно взирали из окна на всю эту идиллическую картину. Закрыл глаза и снова увидел деревья в парке. Услышал шум дождя и серебряный звон колокольчиков и заснул почти сразу, зная совершенно точно, что тот сон, который преследовал его в течение долгих лет, в эту ночь ему не приснится.

Песок под ногами был холодным и вязким.

Это был даже не песок, а какая-то иная, неизвестная субстанция. Она имела цвет песка – испанский, медно-желтый цвет, запах песка – запах тысячи ветров, пролетающих над морем. Но этот песок, песок из ее сна, был мертвым.