Лекарство от любви – любовь

Они оказались внутри того самого кофе, куда Герман с приятелями часто ходил в детстве. Что самое удивительное, обстановка здесь практически не изменилась. Все те же столики, покрытые клеенчатыми скатертями, те же алюминиевые креманки с мороженым – только теперь на витрине было представлено никак не меньше пятнадцати сортов. Разноцветные яркие шарики притягивали взгляд.

Никита застыл перед стеклянной витриной. Герман, наблюдая за ним, ясно видел, что на некоторое время тот даже забыл о своей пропавшей маме, – проблема выбора отвлекла его от грустных мыслей. Еще одно несомненное преимущество детства – если бы Германа могли отвлечь эти разноцветные шарики…

– Клубничное, – наконец вымолвил ребенок. – И фисташковое… И…

– Шоколадное? – предположил Герман, вспомнив их первую встречу.

– Мама будет ругать…

– Мама ничего не узнает. За десять минут ты успеешь съесть пару шариков – в креманке останется только один. Математику в школе изучаешь?

– Тогда – шоколадное… Или нет, не надо…

– Да говорю тебе, мама ничего не узнает!

Девушка за прилавком с улыбкой слушала их диалог. Не удержавшись, она все-таки вмешалась:

– Пользуйся, малыш, тем, что у тебя такой добрый папа…

Герман на мгновение потерял дар речи. Да и Никита – это было заметно – немного растерялся, услышав эти слова.

Но оба они почему-то промолчали.

Как два заговорщика…

Черт, вот ведь как было бы замечательно. Как все было бы просто, подумал Герман, и расставаться с этим ребенком ему уж точно никогда бы не пришлось…

В последний момент Никита все-таки предпочел шоколадному мороженому крем-брюле. Герман одобрил его выбор и расплатился за мороженое, взяв себе точно такой же набор шариков, чтобы никому не было обидно.

Они устроились за столиком.

– Только не торопись. А то и в самом деле горло простудишь, что я потом скажу твоей маме?

Кажется, его и в самом деле волновал этот вопрос. Он даже начал побаиваться эту строгую мамашу – теперь у нее есть уже две причины для гнева. Во-первых, украл ребенка. Во-вторых, накормил его таким количеством мороженого, от которого может начаться ангина. Ему-то что, его дело – сторона. А ей снова не спать ночами, таскать сына по врачам, заставлять его полоскать горло, пичкать таблетками… Его это все не коснется, потому что он этому ребенку – чужой дядя.

Нос у ребенка был в веснушках.

Герман уже давно заметил, что мысленно называет Никиту ребенком, как называл когда-то Пашку. Компромиссный вариант, если уж ни на что большее рассчитывать не приходится.

– Когда мама выяснит, что я простудил горло, у нее уже не будет возможности предъявить вам претензии. Где она вас, интересно, найдет?

«И правда», – подумал Герман.

– Я же тебя просил обращаться ко мне на ты. А рассуждаешь ты, ребенок, вполне логично. Прямо-таки по-взрослому. В самом деле, у твоей мамы не будет возможности предъявить мне претензии, потому что вряд ли мы когда-нибудь увидимся снова…

В глазах ребенка мелькнула грусть. Придумать эту грусть было так просто – гораздо проще, чем отыскать ее во взгляде мальчишки на самом деле.

Герман и не пытался этого сделать. Он только украдкой бросил взгляд на циферблат наручных часов и констатировал, что времени, отведенного до волшебного появления исчезнувшей мамаши, остается ровно пять минут.

А если она не появится?

Думать об этом не хотелось. Ведь если она не появится спустя пять минут – это уже повод для тревоги. Кто знает, что могло с ней случиться?

– А ты не ответил на мой вопрос, – проговорил с набитым ртом Никита. В его креманке осталось уже только два шарика – один зеленый и один кремовый.

– На какой вопрос? – уточнил Герман, отчего-то испугавшись этого вопроса.

Как выяснилось, не напрасно.

– Ну, что бы ты сделал, если бы был волшебником по правде?

– Волшебником по правде?

Никита кивнул и добавил:

– Для себя, конечно. Что бы ты изменил в своей жизни?

– Черт возьми, ну и вопросы ты задаешь…

– Да что сложного? Я бы, например… – Никита замялся. И даже про мороженое забыл.

Видно было – есть у него какое-то желание. Но почему-то он боится сказать об этом вслух.

– А вы? То есть ты?

– Я?

Да что же это такое, в самом деле! Невинный детский вопрос. Ведь так легко на него ответить. Ну же, Герман Дмитриевич, представьте себе – кристально чистое море, сказочный пейзаж, живописные бухты, экзотические растения. Пожелайте себе виллу на Болеарских островах, что может быть проще. Или – полететь в космос. Или – провести вечер с какой-нибудь звездой Голливуда. Это же так просто, а что еще может пожелать себе тридцатилетний одинокий мужчина?

Нет, только не думать о Пашке. О Пашке и о Лильке думать нельзя. В таких вопросах волшебство бессильно. Будет слишком больно – разочароваться в своих способностях волшебника. Слишком жестоко.

И все-таки, все-таки…

Герман покосился на девушку за прилавком. Кажется, она только что нечаянно озвучила его желание. Буквально за несколько секунд до того, как оно появилось. За несколько жалких секунд до того, как Герман успел понять: наверное, он был бы счастлив, если бы девушка за прилавком попала в точку.