Лекарство от одиночества (СИ)

«А я говорила. Теперь живи с этим».

Зажмуриваюсь, переживая внутри себя острый укол счастья. Это так важно — знать, что мы вместе, даже когда не рядом. Когда у нас столько общего: ребенок, чувство юмора, да вся наша жизнь! В этот момент мне плевать на тесты, вот просто с высокой горы плевать! Переодеваю Мишку, блаженно улыбаясь, и кажется, ничего плохого с нами просто не может случиться. И тут… Тр-р-реньк.

Да-да, почту можно было не проверять. У меня установлен сигнал на входящие.

— Мы сицяс поедем домой?

— Нет. Сначала мы заедем к папе на работу.

Помогаю сыну устроиться в кресле, защелкиваю ремни и сажусь за руль. Стучу пальцами по кожаной оплетке. Открывать или нет? Я сейчас так понимаю Юру! Нужна ли мне эта правда? Что я буду делать, если она окажется неудобной? Под ложечкой мерзко сосет. Если так разобраться, вся моя привычная жизнь висит на волоске… Вся. Моя. Жизнь. Боже мой. Я просто не могу сидеть на месте. Выкатываюсь из машины, сажусь к Мишке назад и, вытащив только что пристегнутого сына из кресла, сажаю его на колени.

— Мама! — возмущенно пищит мой медвежонок. Не обращая внимания на его протест, целую сладкие щечки, восточные глазки, лобик, кулачки — все, что придется. А тот сначала пыхтит, потом, выворачиваясь, смеется, такой счастливый, такой беззаботный! Абсолютно не понимающий, насколько мы близки к катастрофе. И слава богу, конечно. Меньше всего я хочу его напугать своим неадекватом. Сцепив зубы, заставляю себя чуть разжать руки. Истеричка! Как так вышло, что я абсолютно не могу справиться… С эмоциями. С последствиями. Ч-черт. — Я люблю тебя, мой сладкий. Знаешь как люблю?

— До звездочки?

— И обратно.

И этого абсолютно ничего не изменит — мелькает спасительная мысль. Сморгнув слезы, достаю телефон и открываю злосчастное письмо. Буквы расплываются, картинка дергается перед глазами, как зажеванная в видике кинопленка, несмотря на то, что я, вроде бы, успокоилась. Представляю, что где-то там, в нескольких километрах от нас, Юра тоже пялится на экран, и, возможно, правильнее было бы просмотреть результаты вместе, но что уж теперь? Я не вытерплю неизвестности.

Проморгавшись, сосредотачиваюсь на экране. В голове проносятся адресованные кому-то свыше то ли просьбы, то ли глупые обещания. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Пусть он будет положительным, боже, я никогда и ничего у тебя больше не попрошу. Только пусть он будет…

Мишка, которому довольно быстро надоедает сидеть без дела, начинает капризничать и выгибаться. Я шепчу что-то бессвязное в его макушку, а сама все смотрю, смотрю… Положительный! Да? Мой тест положительный. Только бы не заплакать! Но я так перегорела, что слез как будто и нет, они выкипели внутри, испарились. От облегчения растекаюсь по дивану безвольной ни на что не способной лужей. Господи Боже, спасибо!

— Когда мы поедем к папе?! — возмущается Мишка.

— Сейчас, мой хороший, сейчас. Давай только я тебя пристегну.

Сказать легче, чем сделать. Несколько километров я еду чуть ли не час. Мне сигналят вслед, на меня орут, открывая окна. Но я просто не могу ехать быстрей. У меня плывет перед глазами, и трясутся руки!

С горем пополам добираюсь до клиники. Поднимаюсь с Мишкой за ручку по ступенькам. Благо травма расположена на первом этаже. Иду, никого не видя, по коридору, стучу и тут же толкаю дверь в кабинет мужа. Юра о чем-то оживленно переговаривающийся со старшей медсестрой, оборачивается. В самой этой ситуации нет ничего такого. Они работают в тесной связке и встречаются по сто раз на день. Но мой взгляд успевает зафиксировать то, как показательно не спеша рука Елены Васильевны отрывается от его предплечья.

— Привет, — широко улыбаюсь я, заходя в кабинет. — Не помешала?

— Да нет, заходи, конечно. — Юра манит меня рукой и приседает, распахивая объятия сыну.

— Я, пожалуй, пойду.

— Уже? А я так обрадовалась, что вас поймала.

— Да? — удивляется старшая.

— Ага. Думала обсудить свой выход на работу. Или… — перевожу взгляд на мужа, — Юрий Игоревич вас еще не предупредил?

— Нет. Но у нас тут с утра сумасшедший дом.

Ну что, пять баллов. Очень мудрая тактика — прикрывать начальство даже перед женой.

— У нас тоже, — сладко улыбаюсь я, — Мишань, расскажи папе про утренник. Это было феерично. — И резко меняю тему: — Я хотела бы выйти с первого июня.

— Ну-у-у, время еще есть. Я посмотрю, что можно придумать. Марина Петровна как раз уходит в отпуск, и на полставки…

— Полставки? Почему пол? Я уходила со ставки с четвертью.

Что, Леночка, облом, да?

— Полагаю, это надо обсудить с Юрием Игоревичем.

— Конечно.

Скомканно попрощавшись, Елена Васильевна ретируется. Валов ухмыляется, складывает на груди руки и опускается на столешницу.

— Ну и что это было?

— Что? — невинно хлопаю глазками, впрочем, этот театр очень быстро мне надоедает. Я же не для этого здесь! — Юр, ты проверил почту?

— Нет, было некогда.

— Я проверила, — шагаю к нему в объятия. — Все хорошо. Как я и думала… Теперь осталось только проверить твой результат, и можно будет забыть это как страшный сон. Давай!

— Что давать?

— Юра, блин! — щиплю мужа за бок. — Проверь почту!