Лекарство от скуки (СИ)

Моё сердце в панике заколотилось, а возбуждение ударило по низу живота приятной дрожью, изнутри отозвалось ощутимым покалыванием. Я насмотреться на него не могла и сама себе не отдавала отчёт, как же соскучилась. Не по разговорам этим, не по вызывающему тону, а именно по взглядам плотоядным, по действиям категоричным. И тело его… совершенное… запах… такой знакомый, заставляющий сознание корчиться в болезненных спазмах и отключаться, программируясь под его желания, под его настроение и восприятие мира. Такой же стать сразу хочется. Свободной, как ветер! И независимой от всего…

А Татарин хмурится… он не доверяет, сомневается. И точно раздавить, уничтожить за это своё сомнение хочет, так смотрит! Двинулся на меня, как скала, как туча грозовая, и остановиться вовремя не смог — по колено в воду затолкал, пока осознал, что вплотную приблизился. Холод поднялся по намокшему платью, остудил тело, дрожь по нему прогнал. Татарин лицо рукой смял и впился в губы, будто мою себе принадлежность доказать хотел. Застонал в голос, когда на грубый поцелуй ответила, и зарычал, когда инициативу перехватила. Волосы в кулаке сжал и заставил голову запрокинуть.

— Игры кончились, Измайлова. — Зубы сцепил и судорогу боли по лицу пропустил. — Теперь всё будет по-настоящему. — Зло прошептал и к себе прижал. Губами ко лбу, к вискам, к макушке прижимаясь в беспорядочных и каких-то перенасыщенных ядом поцелуях.

Страшно не было. Было непонятно. И объяснять, что внутри происходит, Татарин не собирался. Успокоившись, отдышавшись, за руку взял и за собой к берегу потянул. Яхта уже стояла у причала. Капитана он отпустил, за штурвалом стал сам. Сначала просто по волнам дальше от берега мчался, а потом мотор заглушил и якорь бросил. Всё это время я за его спиной стояла, к собственным ощущениям прислушиваясь. Понимала, что виновата. Была неправа, когда прогоняла. Была неправа, когда шла за другого. Была неправа, когда собственных чувств и их последствий боялась. Сейчас вернуть всё назад попыталась, а возвращаться некуда. Татарин другим стал. Более принципиальным, более требовательным. Повзрослел. Может, прощать разучился, если в принципе когда-то умел…

— Что ты делал эти четыре года? — Задала я вопрос, с которого, по сути, начать нужно было.

Татарин голову повернул, на мой голос отзываясь, а потом просто плечами передёрнул.

— Работал. — Отозвался сухо.

— А невеста твоя? Откуда она взялась?

— Потрахались — понравилось. Показалось, что сможем жить вместе. Почти как ты. — Обвинение бросил. — Только я сумел вовремя остановиться. — Добавил, однобоко усмехнувшись. — Я не смог тебя забыть.

— А хотел?

— И не хотел тоже! Меня всё устраивало. Я знал, что ты вернёшься. — Резкими словами бросался. — А ты?

— А я поняла, что благие намерения завели меня куда-то не туда.

— Не хочу объясняться! — Татарин обхватил голову руками и выдохнул вверх, напряжение из себя выталкивая. Я обняла его со спины и прижалась губами к плечу.

— Тогда настало время для спонтанного секса. — Шепнула, а он на меня с сомнением покосился. — Правда, правда. Это я тебе как человек с неудачным жизненным опытом говорю: если нечего сказать или говорить не хочешь, займись сексом и вопросы отпадут сами собой. — Заверила и на цыпочки привстала, чтобы поцеловать, ведь прийти мне на выручку Татарин явно не собирался.

— Круто завернула: если нечего сказать, то снимай трусы… — Опошлил он мои слова, а я его агрессию пропустила, понимая, что лишних слов сейчас точно не хочу.

От взгляда, что лезвием полосовал, отмахнулась, и стянула тяжёлое от воды платье через голову. Смущение давно отпустило. Теперь всё каким-то естественным казалось. И непонятно было, как без него всё это время влачила бренное существование. Сняла бельё и решительно через него переступила, оказываясь к Татарину ближе. А он снова сомневался. Привык меня ломать, а теперь словно и не верил податливости. Подступившись ближе, ребром ладони по линии подбородка провёл, тут же пальцами шею перехватил и едва ощутимо её сжал, определённую степень доверия очерчивая. Не понимая того, что оно давно безгранично.

— Что ты задумала? — Зло прошипел, ледяной глыбой надо мной навис, а я только лишь губы языком обвела и Татарин сдался. Застонал сквозь зубы, глаза прикрыл, успокаиваясь.

Сначала нежным и мягким был, потом агрессивным, резким, грубым. Точно, как и обещал. А я взглядом в слова, написанные на его руках, вцепилась, и словно голос, им вторящий слышала. Его голос. Волшебный, гипнотический, заставляющий отключиться.

Проснулась я одна. Из каюты вышла, глянула, а Татарин в море плавает, мощными гребками рассекая водную гладь. На меня поглядывает с интересом, с вызовом, словно зацепить этим хочет. На борт поднялся и принял из моих рук полотенце, так и не проронив ни слова.

— Ты оставил меня одну после первой брачной ночи. Совесть не мучает?