Лекарство от скуки (СИ)

— Знал всегда, а понял только сейчас. — Склонил он голову набок. — Всё хорошо?! — Челюсти сжал, обращаясь к врачу, а тот, видимо, какой-то знак подал вместо ответа.

— Как сына назовём? — Улыбнулся, будто отвлекая, а я попыталась поддаться.

— Александром.

— Договорились. — Улыбнулся Татарин шире и ладонью моих волос коснулся в ласкающем жесте. — Ещё не всё. — Успокаивающе прошептал. — Но я не ухожу. Рядом буду. В соседней комнате. Ничего не бойся, договорились?

Татарин к виску губами прижался, но внушаемое спокойствие долго не продлилось. А потом с каждым днём нарастало. Оно притуплялось заботами, приятными хлопотами, радостными волнениями, но как только суета вокруг заканчивалась, выползало наружу, крепло, становилось осязаемым.

Глава 31

Дело было в Олеге и его отношении к сыну. Он осторожничал, приноравливался, но будто никак не мог смириться с его появлением. И ласка в нём была, и любовь, и забота, но… словно навязанная, словно чувства эти были вынужденные. Не сразу… далеко не сразу я распознала причину. Поняла и совершенно растерялась. Напряжение, что никак не желало спадать, меня угнетало, страшило, внутри засело изнуряющей пыткой. И как результат вылилось в затяжной невроз.

— Наташа, ребёнок плачет всё время, а ты ничего не делаешь. — Как-то упрекнул меня Татарин и взял Сашку на руки, укачать пытаясь. Я сцепила зубы и нервно вытянула шею.

— Я не знаю, что делать!

— Вызови врача, а вдруг у него болит что? — Раздражённо отозвался Олег, набирая номер педиатра.

Опытному врачу одного взгляда и пары наводящих вопросов хватило, чтобы с ответом определиться.

— Ребёнок беспокоен, потому что не наедается.

— Вы уверены?

Потянул Татарин с сомнением, а врач на меня посмотрел.

— Ребёнок подолгу не отдаёт грудь, а, её отпуская, не засыпает. Дефицита массы тела пока нет, но это вопрос времени. Видимо, у вас недостаточно молока, но гинеколог, разумеется, скажет точнее. Вы к специалисту обращались? — Уставился на меня бородач в халате, а я вместо того, чтобы дать ответ, с места подхватилась и из комнаты сбежала.

Олег появился в кухне, только уложив малыша. Посмотрел на меня строго и с претензией.

— Я звонил твоему врачу. — Присел рядом и выжидательно посмотрел. Признаний, видимо, ждал, но я упрямо молчала. — У тебя какие-то проблемы с грудью?

— Откуда я знаю?! — Не выдержала я пытливого взгляда и в раздражении от Олега отвернулась.

— Если молока нет, нужно найти кормилицу. Ты не плач только, хорошо? Ничего непоправимого не произошло.

— Сейчас достаточно адаптированных смесей, можно попробовать…

— Но Сашка бутылочку не берёт, ты же сама говорила.

— Говорила!.. — Подскочила я с места, но тут же обратно на стул опала, пряча лицо в ладони.

— Вопрос с кормилицей я решу. Тебе нужно выспаться, отдохнуть. Иди в свою комнату.

Я торопливо кивнула и поджала губы.

— Пойду к ребёнку. — Улыбнуться попыталась, а Татарин меня за ладонь придержал, к вниманию призывая.

— Иди в нашу спальню. — Повторил с нажимом в голосе, а я ничего не смогла сказать в ответ.

Кормилица появилась в доме уже на следующий день. А ещё через день появилась няня. В течение недели приходящая домработница перевезла свои вещи в комнату для прислуги, а на кухне принялась хозяйничать женщина, прежде не появлявшаяся.

— Олег, что происходит? — Спросила я мужа в тот день, когда от приготовления ужина меня вежливо, но настойчиво отстранили. Он улыбнулся мне, словно душевнобольной, и погладил по волосам.

— Ты выглядишь уставшей, хочу тебя немножечко разгрузить.

— И всё равно я не понимаю, зачем нам столько чужих людей в доме!

— Чтобы тебе было кем руководить. — Рассмеялся Татарин. — А то без дела ты заскучала.

— Я не…

— Наташа, этот вопрос решён. — Казалось бы, мягко и спокойно, но с каким-то тягостным для меня давлением и нажимом в голосе проговорил Татарин, и задавать вопросы я больше не осмелилась.

Няня перехватывала у меня ребёнка, как только я брала его на руки, кормилица закрывала перед носом детскую, требуя уединения в столь интимный момент, а повариха с превесёлым оханьем не позволяла даже приблизиться к плите, чётко обозначив свою территорию. И я себя разбитой чувствовала, подавленной настолько, что даже защититься от подобных нападок не могла. Ослабла и потерялась. Я не знала, где силы взять, чтобы дать отпор. Уныние плавно перерастало в раздражение, а раздражение в очередной срыв, который я старательно скрывала, душила, топила в собственных слезах. Через месяц у меня на фоне затяжного стресса посыпались волосы, через два пропал аппетит, а через четыре я не могла уснуть без снотворного, хотя, казалось, не сплю и с ним.

Олег приходил всё позже, звонил всё реже. С демонстративным безразличием отзывался на любые попытки протестовать и видимостью заботы заминал так и не родившийся конфликт. Очередной вечер в компании прислуги, очередной безвкусный ужин, который только бокал вина и спасал, и очередной молчаливый упрёк появившегося к столу Татарина.