— И вроде не ранен даже, — Мариша аккуратно перевернула тело… и увидела мокрое пятно на месте лица. Аккуратно промокнув пальцы, она ожидала, что они окрасятся красным, но… — Кажется… кажется, это слезы.
— Ничего не понимаю, — спросила лучница. — Кто на него напал-то тогда?
— Я думаю, что никто, — Мар послала меч в ножны. — Весь этот бардак — это он сам.
— Он сам? Но зачем?
— Выход эмоций. Что-то случилось, что-то встряхнуло его. Что-то, с чем он справиться уже не смог. Прямо как я, когда-то…
— Как ты? Погоди, тот слух, что ты лет так сто сорок или около того назад набедокурила в Корпусе — не слух?
— Ну, было дело, да. Я тогда тоже мучилась после первой смерти. Сама не ожидала, что убивать будет так тяжело. А потом ничего, привыкла.
Мечница аккуратно взяла бессознательного Максима на руки.
— Если у него будет так же, как у меня тогда, то его лучше положить на кровать.
— Вот только кровати у него больше нет.
— Ничего. В доме напротив она точно есть.
Сильфида вздохнула.
— Мастер Иливер вряд ли обрадуется произошедшему…
— Это да. Вроде больше ста лет прошло, а до сих пор помню как он на меня тогда кричал…
Открывать глаза было стыдно — в памяти, как ни странно, отчетливо отражалось, что я сделал со своим домом, столь любезно предоставленным недолюбливающим меня комендантом. Но телу было мягко, я был явно не на полу, где и отключился от бессилия, что сбивало с толку.
Я обнаружил себя на кровати, на которой лежал последние две недели. Разве что, почему-то, до гола раздетым.
— А где ж мне еще-то быть?
— Другой дом.
Два слова, но которые моментально позволили мне все понять. Мне ничего не приснилось — ни поцелуй Мариши, ни эта колыбельная, ни погром в доме…
— После рассвета придут — спросишь.
— Сложно сказать. Глаза-то у тебя были закрыты.
Одежда оказалось в прикроватной тумбочке. Подноса на ней, к сожалению, не было — живот уже несколько раз успел выдать мне гимн умирающих китов.
И только тут я, наконец, понял, что снова могу дышать свободно — невидимое кольцо чувства вины, сдавившее мне грудь, спало. Открыв окно, я запустил прохладный, но такой вкусный предрассветный воздух.
— Простудишься.
— У тебя нет времени болеть.
В голове раздался смех — Оружие оценило шутку.
Рассвет продолжал красить небо в ярко-розовый цвет, слегка напоминая о крови эльфов. Вновь ветер донес до меня отголоски голоса, так похожего на голос Делины, поющий колыбельную. Сердце защемило тоской.
— Она в королевской свите. Поверь моему слову, сейчас ее уровень защиты сравним с противоядерным бункером из твоего мира — как бы Маркус не хотел ей навредить, он быстрее сам сдохнет, чем с ее головы хоть волос упадет. Если она, конечно, чудить не станет.
Я залез в тумбочку, чтобы взять присланное ею письмо, забыв, что дом другой… но оно оказалось там. Чудом уцелевшее в учиненном мною погроме, оно по-прежнему хранило самое важное сокровище в моей жизни — изумрудный локон, слегка пахнущий ею самой.
— Эй! А как же я?
— Нет, но… я же тоже сокровище! Да ты хоть знаешь, сколько всего людей получало Оружие?
Об этом мне когда-то говорила Лесия перед Церемонией.
— Ну вот!
— То-то же, — довольно раздалось в голове.
Я стоял, опершись на подоконник, слушая доносящийся издали голос.
— Ну, в ее голосе наблюдается некоторая мелодичность. Может, до уровня менестреля… эстрадной певицы, если твоим языком, она и не дотягивает, но исполнить что-нибудь подобное она вполне сможет.
В глаза ударил первый за сегодня солнечный лучик.
— На рассвете?
Я кивнул, улыбнувшись.
Голос прогнавшей меня лучницы исчез — то ли пришло время обхода, то ли ей просто надоело. Я же продолжал стоять, сам не понимая зачем и чувствуя себя каким-то… свободным. Чувство вины за убийство никуда не делось, но оно больше не мешало мне жить дальше. Да, я убил этого эльфа, я не отрицаю своей вины. Но он первый напал на меня, напал с целью лишить меня жизни. Я имел право на эту самозащиту.
— Неужели… неужели я слышу от тебя, наконец, эти слова? Неужели ты, наконец, понял, что не виноват в том, что случилось и что по-другому было нельзя?