Лекарство от снов

— Вообще-то он умер двадцать пять лет назад. А я на данный момент являюсь главным прокурором Лохбурга, — сухо сообщил Джастис, отец которого действительно был художником. Не слишком талантливым и еще менее известным. Что же касается его сына, то для него он и вовсе был личностью непонятной и абсолютно невменяемой, как и все люди искусства.

— Прошу прощения, я плохо ориентируюсь в сфере преступности, — ни капли не смутившись, ответил Демолир.

С ума сойти, он далек от сферы преступности! В таком случае, каким же образом он, сама невинность, оказался замешан в истории с Грязным Движением? Это наивному Леттеру можно втирать, что понятия не имеешь, откуда Людвиг Вэрбе взялся в его доме, а вот немолодому уже прокурору, с огромным жизненным опытом, все это казалось полнейшей ахинеей. В ванной Агаты Фламмен непонятно откуда возникает незнакомый вампир, а ее сердечный друг об этом ничего и не знает? Весьма сомнительно. Допросить бы еще, как следует, эту завравшуюся девчонку… но и с этой идеей пришлось проститься. Сколько он над ней не бился, но ничего существеннее, чем бессвязные обвинения в адрес Демолира и надрывное «я ненавижу эльфов!» он не услышал. Что ж, успокаивать рыдающих истеричек он не умел никогда, а применять силовые методы и даже задерживать ее надолго не имел права. Не хватало еще, чтобы к нему в гости заявился разъяренный Эвальд Фламмен и начал предъявлять претензии по поводу обращения с его обожаемой внучкой. Так что единственное, что прокурор мог сделать — это лично проконтролировать, чтобы девчонка покинула город. Она хоть, хвала небесам, не имела ничего против. Впрочем, с ее дедушки теперь причитается. Он тоже не последний человек в Королевстве, так что многоуважаемому мэтру еще придется, в свою очередь, оказать ему услугу.

— Я все же надеюсь, что несмотря на свою плохую ориентацию в сфере преступности, вы сможете ответить на интересующие меня вопросы, — ровно, ничем не выражая своих мыслей, начал Джастис.

— Смотря, что это будут за вопросы, — не уступая собеседнику в мастерстве светской болтовни, ответил эльф. По его поведению, впрочем, было сложно сказать, боится он чего-то или нет. Казалось, мыслями он вообще не здесь, и животрепещущая, с точки зрения прокурора, тема его ни капельки не волнует. Вот только что его, в таком случае, может волновать? И как все-таки жаль, что он так и не добился адекватного поведения от Агаты Фламмен! Была бы она хоть чуточку вменяемой, он бы смог хоть немного оценить ее роль в этой истории. Но ее мысли занимал исключительно сидящий в данный момент перед ним субъект… Интересно, что же занимает его мысли?

Однако, любопытство прокурора не осталось неудовлетворенным, хоть ответ и не слишком радовал. На вопрос о Людвиге Вэрбе эльф с поразительным простодушием сообщил, что тот заявился ранним утром в дом Леттера, вооружившись идиотской сказкой об уличных грабителях, а Сангрита, по доброте душевной, его впустила. С этого момента сходить с ума от количества задаваемых вопросов начал Джастис. Интересовала собеседника исключительно его рыжая подруга, а прокурор, к своему стыду, признал, что, несмотря на весь свой ум и жизненный опыт, не знает, что лучше ответить и стоит ли вообще отвечать. Отношения Вельта Демолира с Агатой Фламмен были для него чем-то за гранью логики и понимания, так что и разобраться в них совершенно не представлялось возможным. Столичное общество сочинило о них целый приключенческий роман, супруги Фламмены гневно отрицали любые попытки связать имя их внучки с именем бывшего хозяина музтеатра, саму Агату зациклило на смертельной ненависти, а сам маэстро Демолир… мда, а маэстро Демолир и вовсе напоминал Джастису влюбленного мальчишку: безответственного, глупого и до смешного увлеченного собственными чувствами.

— Маэстро, будьте так любезны, держите себя в руках! — с легким раздражением сказал прокурор, когда, вдруг растерявший всю свою невозмутимость, Демолир, вскочил на ноги и начал нервно расхаживать взад вперед по комнате, вызывая у него еще больше опасений касательно целостности рассудка собеседника. — С госпожой Фламмен все в полном порядке. По крайней мере, так было два часа назад, когда я провожал ее к выезду из города.

— Она уехала? — резко остановился эльф.

— Да. А вы ожидали чего-то другого?

— Я… я вообще не знал, чего ожидать… — растерянно ответил музыкант и рухнул обратно в кресло, вновь впавший в прежнее апатичное состояние. — А она ничего обо мне не говорила? Или, может быть, просила что-то передать?

— Маэстро, я не почтальон, чтобы передавать послания. А самое цензурное, что она о вас говорила, заставило бы покраснеть пьяного матроса и арестовать вас даже самого ленивого и продажного полицейского.

— О, я, кажется, себе это представляю. И что же, в вашей душе тоже расцвело чувство всепоглощающей справедливости? Не утруждайте себя обвинениями, у столичной полиции и без того есть веская причина отправить меня на костер, — сардонически усмехнулся музыкант.