Лекарство от снов

Вот и сейчас, мысли ее главным образом были сосредоточены на том, чтобы найти свою обузу среди гостей. Сделать это, кстати говоря, было не так-то просто. Помимо огромных размеров зала существовали помехи в виде бесконечного количества знакомых, спешащих поздороваться и потрепаться о какой-нибудь ерунде, и Марги, которая господина Тарри в принципе не переваривала и совершенно не могла понять, зачем Сангрита так о нем беспокоится. Тот факт, что это вовсе не ее прихоть, а Джастиса, актриса полностью игнорировала, считая эту абсурдную затею лишь очередным чудачеством своей внучки.

Результат получился соответственным: нашла Сангрита свою пропажу лишь через час. Эдуард, в гордом одиночестве и некотором отдалении от прочих гостей, сидел в обнимку с полупустой бутылкой виски и самозабвенно что-то ей рассказывал. Подойдя ближе, ведьма без труда узнала знакомую песню: никто, мол, его, непризнанного гения, не ценит, обожаемая жена бессердечно укатила в Лесной город, и остался он, бедняга, наедине с мучительным одиночеством. Этот трагичный монолог Сангрита за время их знакомства успела выучить наизусть и даже не пыталась оспаривать. Поэту, судя по всему, не нужен был ни слушатель, ни собеседник. Он успешно упивался собственными надуманными страданиями, что на уровне подсознания даже приносили ему удовлетворение. Но нравственная сторона вопроса сейчас была совершенно не важна, а вот то, что этот кретин опять напился, да еще прилюдно, могло иметь серьезные последствия.

— Эдуард, вы пьяны! — всплеснула руками ведьма, забыв от досады поздороваться. Ну и что ей теперь скажет дедушка? Этот идиот из-за своей любви к спиртному и так находился на грани потери всякого уважения в обществе, а этот бал и вовсе грозил стать последней каплей! А ответственна за это будет она!

— Здравствуйте, Агата! Вы не представляете, как я рад вас видеть! — растянулся в улыбке поэт. — Вы как добрая сказочная фея всегда появляетесь как раз тогда, когда суровая реальность грозит уничтожить меня без остатка!

Эта патетичная фраза, явно придуманная специально для того, чтобы производить впечатление на сентиментальных идиоток, Сангрите тоже была знакома и, что самое печальное, вполне соответствовала истине. Она действительно с неземным терпением возвращала своего подопечного в более-менее вменяемое состояние каждый раз, когда он срывался и начинал топить свое мнимое горе в бутылке. Вот только относилась она к своим обязанностям, в отличие от фей, крайне отрицательно и предпочла бы скорее напоить этого алкоголика до окончательной отключки, нежели посвящать себя его спасению. И куда вообще смотрит его жена? Хотя, ей, пожалуй, следовало бы только посочувствовать.

Помнится, как-то раз она все-таки не выдержала и, плюнув на все, позволила Эдуарду дойти до кондиции музыкально похрапывающего бессознательного бревнышка. Тогда это казалось замечательной идеей. Поэт мало того, что целые сутки не показывался ей на глаза, но и половину следующего дня лечился от похмелья, не настаивая на ее обществе. Сейчас, однако, такая манера действий особых надежд не вселяла. Вряд ли леди Эмилия с пониманием отнесется к появлению в ее доме такого предмета мебели как в стельку пьяный поэт.

— Удачи, «добрая фея», — скептически прокомментировала происходящее Марга и, брезгливо поджав губы, отошла здороваться с еще одной партией своих старых друзей. Что ж, ничего другого Сангрита и не ожидала. Общаться с господином Тарри ее бабушку заставило бы разве что убедительное обещание, что после этого поэт скоропостижно скончается. Впрочем, это было даже хорошо, вряд ли Марга смогла бы хоть чем-то помочь. Это она — волшебница, это она, в силу избранной профессии, обязана уметь выходить без потерь из любой ситуации и решать любые проблемы. А бабушка, как актриса, могла позволить себе все слабости и капризы светской леди, что с удовольствием и делала.

— Ладно, — глубоко вздохнула Сангрита, размышляя о том, как бы так ухитриться утянуть Эдуарда подальше от людей и привести в чувство. — Вы на ногах хоть держаться можете? Если можете, то поставьте бутылку и идемте, мне нужно кое-что вам сказать наедине.

Поэт, как выяснилось, наногах держался весьма неуверенно. Он, правда, был свято уверен в обратном и, проникнувшись серьезностью момента, изо всех сил старался вписываться в окружающий мир. Получалось у него плохо. Решив вдруг, что бал — изначально мероприятие увеселительное, и своим похоронным видом он может привлечь слишком много внимания, Тарри ударился в другую крайность, и, в скором времени, не заметить его, с веселым гиканьем отплясывающего чечетку под неспешный менуэт, мог разве что слепой и глухой идиот.