Лекарство от верности

Между любовниками не возникают противоречия, ведь они знают, твердо уверены, что совершают тяжкий грех против нравственности, против долга, против близких. В любовный круг постепенно втягиваются посторонние лица. Они плотной цепочкой окружают любовную пару, считая, что имеют право судить грешников. Но нас еще никто не судил, не забрасывал камнями. Мы наслаждались свободой, как два ангела, попавшие на землю по чьей-то злой прихоти. Я забыла о возрасте. Я растрачивала свои недюжинные силы, будто сорила шальными деньгами, нечаянно упавшими на голову из какого-то неведомого, щедрого источника. Золотой дождь градом обрушивался, угрожая погрести меня целиком в драгоценной горе. Но я не боялась вожделенного погребения, пусть останусь в золотой горе навсегда, сделаю там норку, зато буду счастлива.

Дима много смеялся. Ему нравилось обладать мной. Он будто взобрался на высокую гору раньше положенного часа. Пришел туда впереди всей группы, обогнав длинную цепочку терпеливых тружеников.

– Ты пришла насовсем? – спросил он и нахмурился.

Нежным и ласковым движением я разгладила темную полоску на юном лбу. Через много лет в этом месте появится морщинка. Сейчас еще рано. Пусть морщинка потерпит немного, подождет до лучших времен.

– Нужно набраться терпения, Дима, – сказала я, – нужно подождать. Нельзя бросать все сразу, одним махом. Мы можем все испортить.

– Я не могу ждать. Тем более долго ждать, у меня нет времени на пустое ожидание, – разозлился он, – все решено. Ты что, уже передумала?

Золотая гора манила его своей сияющей вершиной. Я уже была наверху, а Дима оказался внизу. Он стремился догнать меня, вскарабкаться на самый верх, чтобы усесться на вершине.

– Нет, не передумала, но у меня есть муж и сын, они тоже любят меня, нельзя доставлять им еще большее горе, – сказала я.

– Ты уже причинила им страдания. Зачем же растягивать удовольствие? – спросил Дима.

Он говорил верные и точные слова. Но я не могла объяснить возлюбленному, в сущности еще очень молодому человеку, что горе может раствориться в повседневной печали, застыть в ней, и тогда мой уход не нанесет внезапной раны моим близким.

– Надо ждать, Дима.