Лекарство против иллюзий

— Я поеду, мам. Ты это знаешь. — Ее голос звучал спокойно, хотя внутри все клокотало. Почему каждый раз одно и то же? Почему мать не уважает ее позицию, не понимает, насколько это важно? Не хочешь поддерживать — не надо, но и не мешай хотя бы. Разве так много она просит?

— Я запрещаю тебе ехать в город.

— Очень жаль. Но я все равно поеду.

Марка готовилась к долгой схватке, но мать неожиданно расплакалась. Закрыла лицо руками, села на стул, сгорбившись, сникнув, мгновенно состарившись. И это проявление слабости было таким пугающим и непривычным, что Марка растерялась, не зная, как реагировать. Потом очнулась, бросилась обнимать, гладить по волосам, целовать ее мокрые щеки.

— Прости, мамочка, я не хотела тебя обижать! Но мне так важно довести дело до конца. Или хотя бы попытаться довести до конца. Понимаешь? Хотя бы попытаться!

Вера Ивановна всхлипнула, застыдившись внезапных слез, но совладать с собой не смогла — прорвались наружу давно сдерживаемые эмоции. Она до дрожи в коленях переживала за дочкино будущее. Какая судьба ее ждет здесь, в деревне? Она заслуживает успешной карьеры, красивой городской жизни. Но для этого необходимо заложить прочный фундамент в виде приличного образования по востребованной специальности. Дочь способная, без труда сдаст экзамены и на менеджмент, и на экономику, если возьмется за ум и перестанет воевать с воображаемыми браконьерами. Быть рыцарем под зеленым флагом, безусловно, сладкая фантазия, но детская и абсолютно нежизнеспособная.

— Может, оставишь свою экологию в качестве хобби? — Вера Ивановна посмотрела на дочь с такой скорбной надеждой в глазах, что у Марки сжалось сердце. — А профессию себе выберешь более адекватную?

— Я подумаю, мам. Обещаю, что подумаю. После того как съезжу в город и опубликую статью.

* * *

Огромные фотографии в стильных рамках висели на стенах и стояли на отдельных стендах, освещенные яркими лампами. Разодетые гости курсировали по изысканно убранному залу, с глубокомысленным видом останавливаясь перед картинами и позволяя фоторепортерам из глянцевых журналов запечатлеть себя в разных ракурсах. Некоторые брали мелки и писали на установленных возле каждой фотографии дощечках свою цену — и эти цифры приводили Сашку в недоумение. Нет, он, конечно, не возражал, чтобы за его фотографию отвалили несколько тысяч долларов, учитывая, что эти деньги шли на благотворительность, однако все это казалось каким‑то чрезмерным, театральным. Словно кучка богатеев собралась для того, чтобы небрежно похвастаться своим состоянием, негласно соперничая за звание самого щедрого мецената. Зачем превращать акт добра в пафосное представление — этого Сашка не понимал.

Официанты во фраках разносили шампанское и закуски, драгоценности на дамских шеях слепили глаза, и Сашка — в обычных джинсах и рубашке — чувствовал себя случайным прохожим, по глупости забредшим не туда. Организаторы не предупредили его о дресс‑коде — и он подозревал, что в этом присутствовала доля умысла. Настоящий художник должен выделяться из толпы и вызывать сочувствие, чтобы спонсоры хотели платить больше?

Играла негромкая музыка, ведущая периодически объявляла очередных благотворителей, к которым тут же устремлялись телерепортеры. Сашка уже сто раз пожалел, что поддался на уговоры организаторов и согласился присутствовать на мероприятии. Как выяснилось, это было не то что необязательно, а вообще не играло роли. Какие‑то журналисты пытались взять у него интервью, но он отвечал так сухо и коряво, что дело ограничилось парой вопросов.

Несколько раз мимо него проносилась пресс‑секретарь, спрашивала, все ли в порядке, и отвлекалась на кого‑то другого, не удосужившись выслушать ответ. Словом, Москва его встретила именно такой, какой и представлялась в воображении: суетливой и пафосной. Хорошо, что ему не придется задержаться здесь надолго.

Стараясь поменьше отсвечивать, Сашка отошел за фуршетный стол и прислонился к стене с бокалом минералки в руке. К счастью, больше никто не подбегал к нему с микрофоном наперевес, никто не просил поделиться мифическими секретами вдохновения и не требовал попозировать для глянцевого журнала.

Сашка наблюдал за происходящим, от нечего делать всматриваясь в лица гостей, — большинство из них он видел по телевизору. Он невольно усмехнулся, подумав, что будто провалился в зазеркалье, в другую реальность, где царят иные законы и востребованы иные ценности.

В кармане завибрировал мобильник. Сашка посмотрел на дисплей — номер магаданский.

— Алло?

— Александр Агеев? — приветливо поинтересовался женский голос на другом конце провода.

— Он самый.

— Вас беспокоит газета «Комсомольская правда», магаданский филиал. У вас найдется пара минут, чтобы ответить на несколько вопросов?

И стоило отбиваться от столичных репортеров, если тебя в любом случае достанут — теперь уже магаданские? Он мысленно освежил текст пресс‑релиза благотворительной выставки, готовясь выдать журналистам несколько заученных фраз — лишь бы отвязались.

— Да, пара минут, не больше.