— Да нет, я, собственно, и ожидал что-то подобное. Первый раз все было достаточно скованно — она просто стеснялась. Глазки закрыла, ножки раздвинула и всем своим видом изобразила из себя этакую невинную жертву — «ах, делайте со мной все, что хотите, только оставьте в покое!». Но второй раз прошел повеселее. Она раскраснелась, стала чертовски мила; и я с большим удовольствием сказал ей то, что, как уверяют все сексуальные пособия, является столь важным для женщин — то есть, что люблю ее. Но самое главное — она ответила: «Я тоже…» И вообще… — Нет, меня… И вообще… у меня замечательная женушка, и я надеюсь, что принесет мне еще немало приятных сюрпризов. Но дело не в ней, да, наверное, и не во мне, а в самой жизни. Вот мы уже прожили половину из отпущенного нам срока — и хоть что-нибудь поняли? Знаем, как жить дальше, ради чего, зачем и что останется от нас потом? С каждым днем у нас все меньше времени для размышлений — вот что грустно.
— Философствуешь?
— Философствую…
— Ну а вообще, что ты будешь делать дальше?
— Писать учебник по истории для фонда Сороса. Я тебе уже говорил, что представил на конкурс план этого учебника и получил грант. Так что пора отрабатывать денежки. Но ты не о том спрашиваешь — я тебе о смысле жизни, а ты мне — как на эту жизнь зарабатывать. Слушай, а может, к середине жизни у мужчин наступает какой-то духовный климакс и начинается общая переоценка ценностей? Помнишь, я тебе цитировал Юнга?
— Помню, — кивнул Юрий, — и могу даже сказать больше. После знакомства с теткой твоей жены я невольно порадовался тому, что родился мужчиной. Это для нас тридцать пять — середина жизни, для них середина жизни — двадцать.
— Как она тебе, кстати, понравилась? — Денис так выразительно посмотрел на приятеля, что тот понял его намек и усмехнулся.
— Да, классная баба, хотя и очень несчастная. Нет, я понимаю, что ты имеешь в виду, и могу сказать — к сожалению, нет.
— А чем же вы с ней занимались?
— Гуляли и гадали, — Юрию не хотелось распространяться на эту тему, поэтому он перелил остатки пива из банки в стакан и поднес к губам.
Этот вечер и эта ночь были, пожалуй, самыми странными за все время его пребывания на родине. Когда он приехал к Ирине, она уже выглядела достаточно спокойной, успела накраситься и приодеться. Они пили кофе, разговаривали, причем она довольно активно интересовалась его женой, детьми, делами нью-йоркской аптеки; а потом вдруг предложила ему погадать по классической китайской книге перемен «Ицзин». Суть гадания заключалась в том, что нужно было шесть раз бросить кубик, в соответствии с выпавшим четом или нечетом составить гексаграмму, а затем найти в книге ее истолкование. Гексаграмма, которая получилась у Юрия, называлась «Цзин» — колодец. И смысл ее во многом соответствовал тому, о чем говорил Денис.
«Меняют города, но не меняют колодец. Ничего не утратишь, но ничего и не приобретешь. Уйдешь и придешь, но колодец останется колодцем».
— Это значит, что выход из ситуации может быть найден только в том случае, если силы для этого будут найдены в самом себе, — пояснила Ирина. — Колодец — это символ внешней неподвижности и внутренней активности. Однако вода может прибывать или убывать — а это значит, что необходимых сил может и не оказаться. Но даже если они есть, надо еще суметь ими воспользоваться — достать воды из колодца. Ну и как вам старинная китайская мудрость?
— Занятно, — пробормотал Юрий, втайне любуясь своей собеседницей. — А себе вы не пробовали гадать?
— Нет, и не хочу этого делать.
— Почему?
— Потому, юноша, — и она с грустным лукавством взглянула на него, — что наступает такой момент, когда чем меньше знаешь о своем будущем, тем лучше, спокойнее… Пойдемте-ка лучше погуляем. С Москвой проститесь.
Он согласился, они оделись и вышли на Чистопрудный бульвар. Ирина взяла; его под руку, и они медленно пошли по улице. Все было странно, таинственно и создавало фантастическое настроение. Хотелось чего-то такого, что могло бы озарить этот вечер всплеском необычных, ярких, запоминающихся эмоций. Но самым трудным было понять — чего именно хочется, зачем вообще нужна эта жизнь, эти встречи и расставания, эта прогулка по тусклым улицам когда-то родного города под руку с красивой и молчаливой женщиной. Где тот порог, предел, пик, начиная с которого все станет ясно и наступит успокоение? Где та мечта, юность, бессмертие, без которых невыносимо и немыслимо жить?
Они вернулись домой, Ирина постелила ему в гостиной, а сама удалилась в спальню, прикрыв за собой дверь. И Юрий лежал в темноте, курил, прислушивался и не знал, что делать. Его охватило то странное неутолимое возбуждение, которое появляется неожиданно и так же неожиданно исчезает, не оставляя ничего иного, кроме воспоминания о чем-то желанном, недоступном, невысказанном.