Лекарство (СИ)

– Ну, насчет «вечно» – это время покажет, но что касаемо болезней – это да, так и есть. Прошу всех взглянуть на наших подопытных, Бурика и Рыжчика. Без преувеличения скажу, что перед вами два ветерана по битвам с микробами. Из скольких только схваток и передряг они вышли сухими, а, Андрей Никитич?

Андрей Никитич поморщился и почесал лоб, вспоминая минувшее.

– Да так с ходу и не скажешь. У кроликов есть как свои специфические заболевания, так и общие, характерные для прочих животных форм жизни. Хотя всё взаимосвязано и зависит друг от друга, и влияет друг на друга. Паутина жизни, – и он сделал такие движения руками, точно в воздухе и впрямь проявились невидимые нити. – Есть куча неприятных болячек, начиная от простого насморка и заканчивая разложением внутренностей. Конечно, если довести до этого... прозевать инкубационный период вируса, время проявления симптомов, и довести до острой формы... Тогда, конечно, от ушастых ничего бы и не осталось. А они у нас под постоянным наблюдением. И представляют большую ценность для медицины, так что посторонним сюда вход строго воспрещен. Представьте, например, что будет, если кто-то узнает, что кролик заболевший, к примеру, миксоматозом в острой форме, не подлежащей лечению, вдруг сбрасывает с себя отечные куски кожи как шелуху, отторгает от себя болезнь и регенерирует больные участки, восстанавливает тело как пазл? Каково? Через неделю, максимум десять дней, такой кролик погиб бы. А наш?

Григорий Филиппович махнул лаборанту, находившемуся внутри, рядом с клетками кроликов.

– Игорь, давай Рыжчика ближе!

– В присутствии и под контролем ваших сотрудников все эти опыты мы снова сможем повторить, – потирая руки, сказал Андрей Никитич Заваеву, пока лаборант брал клетку и нес ее на стол к смотровому стеклу.

Олег Николаевич, судя по выражению толстых губ, видимо, был крайне доволен, отметил про себя дядя Витя, которого бесцеремонно оттолкнул теперь Кирилл от двери. Разве можно упустить такую возможность?

Клетку с кроликом поставили на стол. Рыжчика можно было хорошенько рассмотреть. Вблизи серая шерсть выглядела не гладкой, а скорее походила на колючки ежа, сильно вымокшего под обложным дождем. Местами шкурка имела лоснящийся вид, а местами зияла краснеющими кусками кожи с серым напылением, будто незримый портной только взялся за отделку материала для новехонькой шубки.

– Вы посмотрите на него. Почти как огурчик! Еще несколько дней восстановления и следов болезни видно не будет. Ну-ка, Рыжчик, повернись мордочкой к людям. Как кусать – так ты мастак, а когда на тебя смотрят, ты отворачиваешься, – Андрей Никитич крутился возле стекла, желая неким необъяснимым способом повернуть кролика.

Игорь легонько постучал по задней стенке клетки, и Рыжчик нехотя, апатично, переваливаясь с ноги на ногу, как под тяжестью, развернулся и сделал пару шажочков. Почти все присутствующие обступили стекло, и Кирилл немного высунул голову из подсобки, стараясь разглядеть хоть что-то, но машущие руки аналитика то и дело мешали. Но всё же он разглядел самое главное – поникшую голову кролика, уши, лежащие плетьми на спине, изъеденную бороздками мордочку и глаза, полные невыразимой печали и какого-то пробирающего понимания тщетности своего существования. От неожиданности Кирилл вздрогнул, и дядя Витя тоже подвинулся вперед, от чего дверь приоткрылась еще больше. Между тем Григорий Филиппович что-то говорил.

– ... а вот посмотрите, какой он был всего два дня тому назад. Это же небо и земля, не находите?! – все дружно рассматривали снимки, охая и качая головой. Мужчины, порой сами повидавшие виды, весь жестокий мир криминальных разборок, испытывали какое-то сострадание, увидев страдания беспомощного, невинного существа. Сотрудники лаборатории, в том числе и отец Кирилла, стояли, точно статуи. Как сказали бы моряки: «Хоть где-то и бушует свирепый шторм, но у нас, слава богу, пока штиль!» Кирилл с удивлением посмотрел на лицо отца, когда тот раздал снимки. Слегка растрепанные волосы, бровь, приподнятая дугой над правым глазом, полные щеки, которые нехотя выталкивали жиденькие усики вперед, отчего те еще больше топорщились. Более всего поражали же глаза, умиленно-отстраненные, со взглядом, витавшим где-то в нездешних далях. Кириллу почему-то живо представилось, что они вновь сидят на скамеечке, отец мечтательно парит в мыслях, а двери театра то распахиваются, то захлопываются с грохотом, от которого невольно содрогаешься. Но отец сидит всё так же неподвижно и созерцательно, непробиваемый никакими внешними звуками.

– А знаете ли вы, что такое кокцидиоз, господа? – Андрей Никитич продолжал вести презентацию, увидев, что его начальник «ушел в глубокие раздумья».