Лёха

— Не вопрос — тут их всяких бегает. А лучше б офицера — размечтался Середа. Бурят неодобрительно посмотрел на товарищей. Ему не нравилось такое мальчишество, дело предстояло опасное, неприятное, а эти два молокососа веселятся, словно маленькие щенята. По возрасту Жанаев был таким же, но ощущал себя куда более опытным и даже пожилым — у него, как и у уважаемого им Семенова уже была семья, и он был главой этой семьи. Потому озорничать ему было не по чину, он держался с достоинством и как положено молодым людям, опасающимся, что будут выглядеть не солидно, зачастую перегибал палку.

Вечерело. Провод перекинули через дорогу в очень удачно выбранном месте — в низинке, мотоциклист должен был разогнаться перед подъемом и потому увернуться от провода не смог бы. Ожесточенно, но шепотом, поспорили — на какой высоте тянуть провод, чтобы точно угодить им по шее или физиономии. Перебрались обратно, выложив провод на дороге змейкой, где-то Лёха слышал такое, что меньше заметна преграда будет для проезжающих. Другой конец примотали накрепко к здоровенной сухой дубине и Лёха с бурятом приготовились дать натяг. Середа сел наблюдателем у дороги, расстегнув кобуру и на всякий случай, поставив рядом с собой пулемет. Жанаев поставил винтовочку к дереву, а Лёхе порекомендовал не соваться зря. Дескать, с одним-то гансом они управятся и без него. Потомок пожал плечами, честно говоря, ему и самому не очень хотелось лезть в драку, не очень он был в драке гораздым. Еще кусок провода привязали к веточке рядом — увидев объект, артиллерист в нужный момент дергал за проводок, ветка колыхалась и двое с дубиной тут же натягивали провод, потому как им дорогу было не видно. И после того, как в провод впилится добыча они, как пауки, должны были стремительно кидаться на обалделую муху.

Сидеть в засаде оказалось нудно и тошно. Время словно остановилось, только тени ползли, удлинялись, день был солнечным, и теперь дело шло к закату, скоро уже и темнеть будет. С шоссе никаких звуков не доносилось, ни одного моторизованного средства не протарахтело, правда и шоссе-то было — одно название, а так — разъезженный пыльный проселок, только пошире, в две полосы. Изнывая от нетерпения и неподвижности, Лёха вдруг сделал открытие — его стали меньше донимать комары, если в первые пару дней «в этом времени» ему периодически выть и плакать хотелось от надоедливой летающей сволочи, то теперь как-то стало спокойнее — то ли привык, то ли кожа задубела. Посмотрел на Жанаева, тот сидел статуей, внимательно смотрел на сигнальную ветку и даже не курил. Дубина в руках уже отпотела, украдкой Лёха вытирал по очереди потные ладони о галифе.

Ветка колыхнулась внезапно, хотя никакого звука мотоцикла не было, в этом потомок мог поручиться, но бурят рванул полено, как и было условлено и Лёха еле-еле успел сделать то же, помочь буряту. Рывок влетевшей в провод добычи оказался куда сильнее, чем ожидалось, хорошо еще сообразили с самого начала, что стоит не просто тянуть провод, а сделать зарубку на подходящем деревце — для фиксации высоты и опоры дополнительной. Потому тянули провод параллельно дороге, а уж от дерева провод шел поперек пути мотоциклиста. С «шоссе» донесся лязг, брань, сигнальная ветка почему-то дернулась еще пару раз, на что Жанаев внимания уже не обратил, кинувшись опрометью на дорогу, а Лёха растерянно застрял с дубиной в руках, продолжая натягивать провод. Тут дубину вырвало у него из рук чудовищной силой и хорошо, что вырвало, а то пару шагов к дереву менеджер по инерции сделал, не выпустил бы оглоблю — стукнулся бы с маху о ствол — опору.

— Хрена себе! Это мы что ли грузовик словили? — с ужасом подумал Лёха, кидаясь к шоссе, на котором уже было весьма шумно. Проломившись с треском сквозь кусты, потомок вылетел на дорогу и обомлел. Сначала показалось, что на шоссе и не разберешься, что творится, но через секунду стало ясно — не так уж тут и много всякого всего, другое дело, что ситуация паршивая. Просто валяется пара велосипедов, одинаковых, серых, плешивый немец в странном зеленом мундире пытается встать на четвереньки, но у него это не получается, потому как подламываются руки, а ноги не слушаются, чуть поодаль вяло — на манер немца вошкается полулежа бурят, еще дальше в боксерских стойках прыгают Середа и второй фриц — молодой, крепкий, очень подвижный и с виду очень опасный.