Лёха

Боец не обратил на это внимания, а приказал горемыке приседать. Теперь уже трое таращились с удивлением, но, тем не менее, Лёха приседать начал. Плохо приседал, отметил про себя Семенов, старшина Карнач такие приседы в зачет бы не посчитал, но все-таки приседал.

Первое обалдение прошло, Жанаев суетливо и бережно стал подбирать рассыпавшиеся табачные крошки, Петров закрыл полуоткрытый от удивления рот, а Семенов, тоном лектора из общества «Знание» растолковывал приседающему и дрожащему одновременно Лёхе, а заодно и своим приятелям свои действия:

— Когда человек волнуется, у него в кровь такое вещество попадает — орденалин! И если человек вот так задрожал, то надо, чтобы он дрожал сильнее и вообще работал мышцой…

— Какой мышцой? — удивился Петров.

— Ну, всей, какая есть — гордо ответил знаток человеческой физиологии Семенов.

— Ишь ты… Вумный як вутка. Только не летаешь — буркнул Петров.

— Это мне Уланов рассказал — заткнул сослуживцу фонтан лектор. Против авторитета покойного взводного Петров возникать не стал, сидел, помалкивал.

— Так вот ты, Лёха, должен приседать пока дрожь не кончится. Тогда, значит, орденалин в тебе кончится, и мы тебя спать уложим, а я тебе еще и водки дам пару граммулек. Только ты уж соберись — идти далеко надо будет, пока к своим выйдем.

— Адреналин — пропыхтел, наконец, первое слово приседающий.

— Вот, Петров, а ты мне не верил! — укорил сидящего бойца Семенов.

— А если б спать сразу уложили? — все — таки огрызнулся Петров.

— А тогда у него могло бы сердце остановиться, и он бы помер. Уланов говорил, что у них так еще в Империалистическую солдатик один помре. Тоже после боя его заколотило, его уложили, шинелками накрыли — а он потом и не проснулся. Вот фершал им и растолковал что да как. А я видел, как сам Уланов тетку на станции успокаивал — ее тоже колотун тряс. Он мне тогда все и растолковал, как есть — гордо закончил Семенов.

Крыть Петрову было нечем, а и Лёха трясся уже куда тише. Наконец эта пляска святого Витта с приседаниями кончилась, и обессиленный гость из будущего сел на траву.

— Водки выпьешь? — спросил Семенов, с неохотой доставая «мерзавчик».

— Молока лучше — пролепетал голодный и обессиленный Лёха.

— Молока — это мы мигом — отозвался Семенов и кивнул Петрову. Тот передал каску с надоем и поддержал ее, пока Лёха пил. Сам бы клоун ее точно сейчас уронил — ручонки — то и так не сильно шибкие у него, да еще и ослабел. Потом Лёху совсем развезло, ему помогли добраться до лежбища Семенова, где потомок свернулся клубочком и вырубился.

— И что теперь делать будем? — задал в воздух вопрос Петров.

— Я буду чуни для этого дурня шить. Потом двинем на восток к своим. Лучше по лесу, на дорогах германцы сигают. Найдем, кого старше званием — сдадим ему этого корешка, пусть разбираются.

— Может, сами поспрашиваем? Вдруг чего полезного расскажет? — не утерпел любопытный Петров.

— Вот сомневаюсь я сильно — проворчал Семенов, поглядывая на похрапывающего уже Лёху. Блестящий исход лечения как-то сразу задвинул Петрова на задний план и Семенов уже и держался по-другому, уверенно. Не так уж Петров и страшен, в конце-то концов, разве что язык хорошо подвешен.

— Думаешь, что без толку? Не знает ничего полезного?

— И это тоже. Опять же — а вдруг он что расскажет, что нам знать не положено? И будем мы потом все в этом самом. По уши — рассудительно заметил Семенов.

— Тогда надо, чтобы он к немцам не попал. Что скажешь, Жанаев? — спросил горожанин неподвижно сидящего сослуживца. Азиат кивнул.

— Ну, нам тоже к немцам попадать не стоит. Лучше все-таки к своим.

— Что, так с коровой и пойдем? — перевел разговор на другую тему Петров.

— Чем плохо? Бензина корове не надо, спать теплее, жить сытнее — вполне серьезно ответил Семенов. Он точно знал, что без коровы в хозяйстве — совсем никак. Ни молока для еды, ни навоза для поля. А тут — хорошая такая корова, справная. Не бросать же! Хотя, конечно, к своим ее вряд ли вывести удастся — грохот боя уже не был слышен, да и немцы, которых он видал недавно, вели себя совершенно беспечно, по — тыловому.

— Только идет медленно, как черепаха — уел крестьянина горожанин.

— Да знаю я. Но вот пока харчом каким не разживемся — только на Зорьку и надежда. От тебя-то, Петров, толку как от козла молока. Даже мышей ловить не умеешь. Я б тебя даже домашним котом бы не признал, только языком ехидничать ты горазд! — совершенно неожиданно даже для себя выдал тираду Семенов.

— Я токарь, мне мышей без надобности ловить. А надо будет — я мышеловку сделаю, на что у тебя ни соображения, ни смекалки не хватит — мрачно возразил Петров.